Плагиат (Исповедь ненормального)

Ещё звучала последняя композиция («Аделаида»), а Георгий Семёнович уже крадучись убирал тёплые и расставлял перед худсоветом новые, ледяные, бутылки с прохладительными напитками.

Негромкое, затухающее тремоло на тарелке, секундная тишина, поклон, свет на сцене гаснет.

Зоя Михайловна. Ну что, товарищи, давайте начнём обсуждение.

Лужин. А что вы сами думаете, товарищ Лурье? Вам с ними работать.

Зоя Михайловна. Голос у мальчика… м-м… (справляется по бумажке) Гусева — конечно слабенький. Однако к чести его, ни одной фальшивой ноты.

Композитор Петров(от природы слегка заикается). Откуда вы знаете? Вы видели партитуру? Они даже нот не знают. Сам сочинил, сам петуха пустил: так, мол, и надо.

Кварцхава(деликатно и вкрадчиво). Простите, что вмешиваюсь. Знают. Ноты знают. Гусев Витя свободно играет с листа, можете проэкзаменовать. Между прочим, любит и знает наизусть почти всё ваше наследие.

Композитор Петров(смущён). Ну… хорошо. Спасибо за справку. Мы учтём, конечно.

Эдуард Хиль(великодушно). Ну, голос ведь не главное. Марк Бернес пел без голоса, а как пел!

Лужин. Сравнение мне кажется не совсем удачным. Марк Бернес исполнял песни гражданского звучания, понятные простым людям. А тут не поймёшь что — не то церковь, не то поп-рок-балаган какой-то. Я, товарищи, ни одного слова не понял.

Кварцхава спокоен: Лужин говорит то, что ему положено говорить по должности. Голосовать он будет так, как ему рекомендовали.

Градский. А тут даже не в словах дело. Это же плагиат. Бездарное, бездумное эпигонство. Товарищ Петров, вспомните фестиваль «Тбилиси-80». А нам нужен такой позор на всю страну?

Петров всё прекрасно помнит. По поводу напугавшего его тогда выступления «Аквариума» он, как председатель жюри, писал докладные записки в партийные организации. Но теперь время другое, и ему стыдно.

Композитор Петров(от волнения заикается так, что с трудом выговаривает). Ну, вы это чересчур пере… перегибаете. Стилистика немного да… но не плагиат.

Все знают, что Градский никого не любит, кроме себя. Особенно боится талантливой молодёжи. Его мнение известно всем заранее и погоды не делает. По большому счёту всё решает Лужин, но он темнит: ругает так, словно милые тешатся. Если бы хотел зарезать, одного слова было бы достаточно. Все бы поняли.

Эдуард Хиль. Коллектив хороший, профессиональный. Вот только оптимизма ребятам прибавить. Это эстрада, она должна поднимать настроение советскому человеку. С вокалом тоже поработать…

Кварцхава(делает вид, что записывает все замечания). Обязательно учтём. Обязательно поработаем.

Градский(обращается к Лужину). Вы разрешите им это безобразие и на пластинку писать?

По поводу пластинки разговора не было.

Лужин. Нет, нет, для пластинки ещё сыро. Пусть поработают на публике с учётом всех замечаний. По поводу оптимизма, вокала… Посмотрим, послушаем вторую программу, там будет видно.

Теперь всё предельно ясно.

Зоя Михайловна. Товарищи, давайте проголосуем.

Трое — «за», Градский — «против», Лужин воздержался. Приняты.

12

В течение недели Кварцхава оформил все необходимые документы; в трудовых книжках его самого и Гусева появились записи о постоянном трудоустройстве в Ленинградской филармонии. Остальные трое работали на договоре. Как только нашли аппаратчика, двинули на первые гастроли по северу европейской части. Мурманск, Архангельск, Петрозаводск. Георгий Семёнович, хорошо знавший эти места, действовал быстро и профессионально. Главное вовремя заказать, получить и расклеить афиши. Если успевали, собирали полную кассу.

Афиша представляла из себя огромное фото, на переднем плане которого сидел улыбающийся Кварцхава с бабочкой и бакенбардами. Из-за его спины выглядывали, на манер одной из фоток битлов, четверо хмурых музыкантов. «Квартет-загадка НИРВАНА» — было написано довольно мелко (в названии пошли на компромисс, чтобы не растерять магнитофонных поклонников); «под управлением художественного руководителя» — ещё мельче; «ГЕОРГИЯ КВАРЦХАВЫ» — очень крупно.

Публика, как правило, делилась на истовых фанатов и неврубающихся. Истовые хлопали, топали и выкрикивали знакомые названия; неврубающиеся смущённо улыбались или (те, кто постарше) хмурились.

Сам Кварцхава тоже по большей части хмурился. Он понимал, что с таким репертуаром им позволят работать только в провинции. Их для того и легализовали, чтобы держать подальше от столиц. А работать так, без перспективы развития — это не его стиль. Георгий Семёнович решил серьёзно поговорить с Гусевым.