Плаха да колокола

Март 1938 года. Третий московский судебный процесс — «процесс двадцати одного» или «Большой процесс». Основными обвиняемыми стали видные деятели партии, на которых Коба точил топор ещё с конца 20-х за так называемый правый уклон. Но теперь уцелевшим партийным и государственным лидерам — А. Рыкову, возглавлявшему Совет Народных Комиссаров почти десятилетие после смерти Ленина, Н. Бухарину, любимчику Ильича, участнику всех российских революций, члену всех высших партийных органов большевиков (ЦК и Политбюро ЦК) со дня завоевания власти и до самого ареста, «стоглазому», но уже бывшему и арестованному наркому внутренних дел Г. Ягоде, а также немалоизвестным их сотоварищам — предстояло взвалить на себя чудовищную ношу ответственности за измену родине, шпионаж, диверсии, террор, вредительство, подрыв военной мощи СССР и уж совсем несусветное — за покушение на убийство Ленина в 1918 году, за убийство Сергея Кирова, В. Менжинского, В. Куйбышева и, наконец, за убийство Максима Горького и его сына М.А. Пешкова. Однако предела клеветническому кощунству верный клеврет Кобы, новый нарком внутренних дел Ежов, вползший в историю большевистского террора не без помощи «ежовых рукавиц», не имел и сфабриковал явно идиотско-несуразную блевотину, обвинив своего предшественника и его сообщников в покушении на Сталина и, конечно, на себя самого. Главный режиссёр сделал вид, что ничего не заметил, но не забыл одарить заплечных дел мастера орденом.

Итак, со своими главными противниками, объявив их врагами народа, Коба расправился — все обвиняемые были расстреляны или сгинули в лагерях. Прочими инакомыслящими по всей стране таким же образом занимались органы НКВД: к тому времени вовсю работал приказ Ежова за номером 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», и созданные им внесудебные органы — тройки, в которые входили на местах руководитель НКВД (по республике, краю, области), секретарь парткомитета, прокурор; они имели право приговаривать арестованных лиц к расстрелу, заключению в лагеря или тюрьмы на срок от 8 до 10 лет.

Реальную возможность угодить под такое «судилище», конечно, имел Старанников, но в списках реабилитированных по Дальнему Востоку его не обнаружилось.

Мина Львович Аристов (в романе он значится Арестовым), согласно Советскому энциклопедическому словарю, изданному в Москве в 1980 году, стал видным партийным деятелем в стране, член ВЦИК, ЦИК СССР и, казалось бы, мирно дожил до последних своих лет. Однако словарь умалчивает, что Аристову не простили «астраханщины»: из столицы путь его лежал на север, где, разжалованный в рядовые инспекторы, он попался в лапы тройки и «врагом народа» скончался в одном из лагерей Воркуты.

Знать правду прошлого своей Родины и народа, имена героев и подлецов необходимо, чтобы не повторить ошибок и не допустить трагедий, воздать каждому должное.

С 90-х годов ХХ века, с началом активной («горбачевской») реабилитации жертв сталинских, а затем и прочих политических репрессий, появилась не всем дарованная возможность ознакомиться с отдельными материалами секретных архивов ЧК (КГБ, ФСБ). Только тогда обстоятельства отдельных исторических процессов, особенно революционного и последующих периодов, которые сами большевики не постеснялись назвать «красным террором», учёным, исследователям, журналистам, а с их подачи и нам, простым смертным, предстали, мягко выражаясь, в ином свете, нежели изображались всегда в учебниках, преподавались в школах и в вузах, заполняли исторические манускрипты советских и партийных эскулапов. Невольно впоминаются слова одного острого на язык писаки: «Нет более правдивой науки, чем история, потому что не изменить того, что уже было. Но нет и более лживых учёных, чем историки». Это я о тех горе-историках, которые семьдесят лет искажали факты, и о той тайной истине, которая скрывалась и ещё скрывается в архивах секретных служб.

Судьбы большинства работников ГПУ и НКВД во главе с начальниками — изощрённым подлецом Г. Ягодой, кровавым гомосексуалистом Н. Ежовым, коварным злодеем тайных интриг Л. Берией, — как и многих аналогичных персонажей романа, завершились трагично: по сталинской воле они закончили «героический» свой путь заслуженно — у стенки с пулей в затылке, ненавистными и проклинаемыми народом ягодочниками, ежовцами, бериевцами.

Искренне жаль М.Е. Кольцова. После героических подвигов в Испании он был отозван Сталиным по навету генерального секретаря интербригад Андре Марти, обвинён в шпионаже и расстрелян. Очерк его «Астраханский термидор» об «астраханщине» мало кто успел прочитать, все его произведения были запрещены, изъяты и уничтожены, но нашлись добрые люди в Питере, выручили чудом уцелевшим, спасённым экземпляром. Прочитав очерк в оригинале, я понял, почему Ягода возненавидел Кольцова, а Коба отправил на плаху. Но колокола времени возродили его имя из пепла. Кому хочется узнать эту историю во всех подробностях, рекомендую великолепные произведения Бориса Сопельняка «Смерть в рассрочку» и «Голгофа».