Плаха да колокола

— Ну это уж оставь мне… — поморщился Странников. — Задов — пройдоха! Ах, Гришка, Гришка!.. Затащил меня туда, а сам смылся!

— Значит, вы об Иорине ничего не знали?

— Ну, ну! Вы меня не допрашивайте!

— Извините, Василий Петрович, профессиональная привычка.

— Чтоб впредь не слышал, — буркнул секретарь. — А Гришка хорош! Он у меня попрыгает!.. Артист из погорелого театра!

Помолчали.

— Значит, Опущенникову ничего не известно? — успокоился Странников.

— Инструкцию нам читал, собрал всех и наяривал.

— Инструкцию? Чего это он?

— Хумарьянцу делать было нечего, вот тот и сочинял — философствовал… Как вам это нравится, Василий Петрович?.. Ночью не допрашивать без особой нужды, оружие не применять?..

— Вредная бумага по нынешним временам. Ты мне её отыщи при случае.

— Принесу.

— Вообще-то этот Хумарьянц много чего намудрил-намутил в своё время, теперь банями в Баку командует. Что ты его вдруг вспомнил?

— Так я ж про инструкцию! Если б мой Ковригин на секунду не успел пушку выхватить, отдыхал бы Иорин в деревянном ящике.

— Ты мне сегодня прямо Америку открываешь.

— Если б не Ковригин, не знаю, что могло приключиться и с вами.

Странников хмуро скосился на Турина, но возражать не стал.

— Есть версии случившемуся? — спросил после тяжёлого молчания.

— А тут какую версию ни выстраивай, Василий Петрович, — будто ждал этого вопроса Турин, — три матёрых бандита навеки успокоены Ковригиным. Перестарался, возможно, но это с какой точки поглядеть. Два уцелевших, по-моему, стоят трёх трупов матёрых преступников?

Он многозначительно глянул на секретаря.

— Признался мне Ковригин, — доверительно тут же продолжал Турин, — он думал, конец Иорину, да вы ещё рядом в таком положении… Поэтому и палил без разбору.

— Ты всё-таки скажи, что сам думаешь про эту историю?

— Меры приняты: ничего не просочилось, — загнул палец тот. — Хирург?.. Он записей никаких не делал, — загнул второй палец. — А больше опасаться некого.

— Не допускаешь?

— Чего?

— Чего-чего! — не сдержался Странников. — Нападения на меня!

Турин вскочил и вытянулся перед секретарём:

— А основания?

— Теракт! Какие тебе ещё нужны основания?

Явно не ожидая такого оборота, начальник розыска лихорадочно соображал, что ответить, его растерянность выдавало заметное подрагивание пальцев рук.

— Что? По-твоему, я не фигура?

— Подумайте, Василий Петрович, сколько народу всполошится, если вылезет наружу? — наконец, начал он приходить в себя.

— Какой народ? Чего ты мелешь? Мне наплевать!

— Я имел в виду, если начальство съедется. Не наше. Ваше. Из Москвы. Ведь обязательно пришлют проверять, если всё так представить.

Странников переменился в лице.

— А те орлы копать станут глубоко, — развивал мысль Турин. — Из пальца высосут, если и ничего не найдут.

— Как — не найдут? А бандиты? — пробовал возражать секретарь.

— Залётная братва. Сплошь уголовники. Такие в политику носа не суют. Кошелёк — вот их мечта.

— Уверен?

Турин как-то особо, по-воровски поддел ногтём пальца зуб, искусно при этом щёлкнув:

— Зуб дам.

— Стопроцентной уверенности и у меня, конечно, нет. — Секретарь хлебнул чаю. — Но в одном ты прав — вороны слетятся. Задолбят.

— И копаться начнут, до исподнего доберутся. Зачем вам это надо, Василий Петрович?

— А я сказал, что надо?

— Арестова опасаетесь? — тихо, вскользь подкинул догадку Турин.

— Мину? Нет, нет! — замахал руками Странников. — Если мы когда и грызёмся с ним, то по пустякам. А тебе откуда известно?

Он настороженно скосился на сыщика.

— Не за деньги работаю.

Странникова пробил кашель, словно его прорвало. Турин сунулся с чашкой чая, но секретарь оттолкнул, закрыл рот платком и затих.

— Мина — мелкий интриган, — наконец послышался из-под платка его голос. — Ему б в столицу, да повыше. А моё кресло ему и на хрен не нужно.

— А проверить надо, — будто приказал себе Турин, — если доверите. Я аккуратно.

— Займись, только осторожно. У Арестова своих везде понатыкано. И в губрозыске небось не один сидит.

— У меня нет, — резко произнес Турин, Странников, выпрямив спину, спрятал платок.

— Уверен?

— Голову на отсечение.

— Слушай, что у тебя за выражения? Зубом поручаешься, теперь вот головой, — поморщился Странников. — Думаешь, так всё и прокатит? А если я возьму вот и потребую другого наказания твоему герою?

Турин так и застыл:

— Ковригину?

— Отдай его мне, — вдруг попросил секретарь. — Коль он жизнь мне спас, пусть и раскручивает всё остальное, что заварил. Мы с тобой версии строим, головы ломаем, пусть он это делает. Меня охраняет, а заодно вынюхивает.

— А Опущенников?

— Его посвящать нельзя.

— А с причиной перевода как?

— Какого ещё перевода? — зло дёрнулся секретарь. — Агент твой зарвался, приставал на улице к солидным гражданам без оснований… Ты его за это под арестом держишь?

— Извиняюсь. Не сообразил сразу. Но я его наказал, а вы в губком возьмёте… Как понимать?

— Пустяки. Набирайся мудрости. Он заявление тебе подаст, а у меня нехватка шофёров. Мне машину прислали на днях. Стоит, пылится. Мейнц уже представлял свои кандидатуры. Управлять-то умеет машиной твой знаменитый Ковригин?