Плаха да колокола

– О-го-го! Знаешь, сколько я получаю? – Странников поймал на себе удивлённые глаза Турина, махнул рукой. – Сколько корова стоит?

– Корова?

– Удивил? Впрочем, откуда тебе знать.

– Максимум – тридцать рублей.

– Вот! Две тысячи – это же несколько отличных стад! Подкосили бы крестьянское хозяйство целого района.

Внесли чай. Секретарше помогала матрона посерьёзнее и помрачней.

– Ариадна Яковлевна! – укоризненно покачал головой Странников. – Не часто у меня гости, надо бы повеселей, повеселей.

– Одну минутку, Василий Петрович, одну минутку, – извинялась та, суетясь, неприязненно косилась на милиционера.

Турин смутился, хотел снова встать, но опять его попытка не увенчалась успехом.

– Так что же там у вас? – не замечая его неловкости, Странников положил руку ему на плечо и совсем прижал к дивану, пресекая дальнейшие попытки.

– Убили кассира.

– А мне Опущенников докладывал… вроде и про женщин?

– Затемно добрался кассир до тони, рыбаки на радостях, что деньги привёз, выпивку на стол. Он и заночевал, утром на трезвую голову думал раздать деньги.

– Вот разгильдяй!

– Всех спящих в той хибаре, где кассир остановился, и порешили, – кивнул Турин, – видно, кто-то проснулся. Может, шум пытались поднять. Всех мужиков с кассиром и повариху с дочкой. Пятерых.

– Звереет враг. Не знаешь, откуда ждать. И нет им помех.

– Да что вы! Поймали уже. Может, другой есть повод серчать на нас, Василий Петрович?

– Ничего, ничего. Это я так. В сердцах. – Странников дождался, пока они останутся одни, широким жестом указал на накрытый столик, который матрона придвинула к дивану напротив Турина, чем совсем лишила его возможности двигаться. Потом приставил себе стул, пододвинул чашку с чаем, но пить не стал; щёлкнув портсигаром, он достал папиросу и, закинув ногу на ногу, закурил, подмигнув Турину как ни в чём не бывало:

– А Задов обиделся на тебя. Нельзя, говорит, связываться с сыщиком-то.

– Простите, Василий Петрович.

– И Олечка ждала. Наобещал ей Гриша золотые горы. Такое про тебя рассказывал!

– Извиняюсь. Служба.

– Он слово своё сдержал. Такая красавица! Лучшая в труппе! Прима-актриса! А ты?.. Жаль, жаль.

– Исправлюсь, товарищ секретарь губкома!

– Забудь. Чего уж. Но впредь учти – первый раз Задов тебя простил, а второй раз и мне у него билетика для тебя не выпросить.

Шутил ли секретарь, обижался ли всерьёз Турин, так и не разобрался, но былой теплоты, как раньше, при вручении награды и автомобиля, он не чувствовал, это тревожило и не давало покоя.

– А ты чай-то пей. Курить не предлагаю.

– Что-нибудь случилось, Василий Петрович? – Турин коснулся чашки, подул на чай. – Конференция придавила? Беспокоят?

– Беспокоят? – прищурился тот. – Есть тревога, да другого рода.

Турин дёрнулся, словно ожёгшись, но Странников заметил:

– Не только у вас ловят, сажают, судят…

– Да что же случилось, Василий Петрович? Я своих ребят подыму на ноги. Вы только скажите.

– Значит, арестовал ты того? – оборвал секретарь губкома, придвинув лицо вплотную.

– Кого?

– Того… агента своего.

– Ковригина?

– Ну тебе лучше знать.

– Арестовал, Василий Петрович, но я за него головой ручаюсь! – попытался подняться с дивана Турин.

– Сиди. И никогда ни за кого не ручайся. Тоже мне начальник губрозыска! – Странников похлопал его по колену. – Понял, надеюсь, загадку этого дивана?.. Мягко сидеть, но трудно подняться, впрочем, может, это и не единственное его достоинство. Или недостаток?.. Что-то я запутался. А ты-то чего молчишь? Не пугайся. Я же без претензий. Про вчерашний вечер расскажи.

– Василий Петрович, там такое могло случиться! – побледнел Турин.

– А милиция что же? – хмыкнул Странников. – Руки опустили?

– Бандиты Иорина убить могли! А вы с ним рядышком были!

– Ты мне без намеков… без намеков… Мне ясность нужна!

И Турин подробно и, тщательно подбирая слова, рассказал всё.

– В какой больнице Иорин? – поспешил спросить секретарь.

– В моём кабинете. Заперт.

– Что?

– Я его на ключ. И предупредил.

– Его же ранили?

– Не опасно.

– А врачи?

– Хирург смотрел. Его я ещё ночью отвёз домой, как помощь оказал. Хороший специалист, мужик с понятием.

– А Опущенников?

– Ну что вы, Василий Петрович?.. – с хитринкой улыбнулся Турин. – Единственный свидетель – ваша жена. Ковригин сообразительный агент, он и ей ни слова.

– Знаю, знаю, – потёр лоб Странников, – иначе я бы не выглядел таким здоровеньким. Умеет она портить настроение. – Он, конечно, попытался сострить, но у него не очень получилось, глаза выдавали: стыла тоска, но секретарь встряхнулся. – Да что мне лукавить, чёрт возьми! Не помню я ничего, вот тебя и пытаю!

– Агента я наказал, – успокоил Турин, отхлебнул из чашки. – Трое суток будет в кабинете сидеть под арестом, как вы и приказали. Отдохнёт. Заодно Иорина посторожит.

– Вы что же? Держать Иорина под арестом собрались?

– У нас комнаты есть. Он, кстати, не женат. Никто не потревожится.

– А на работе?

– А вы ничего не знаете?

– Что? Что ещё я должен знать?!

– При Татьяне Алексеевой Иорин, если так можно выразиться, при том доме свиданий ошивается. А ведь инструктор губкома!