В себя я пришла позже, и осознала, что лежу на чем-то мягком и мне тепло. Умудрившись открыть глаза и сесть, я рассмотрела тесную комнату с бревенчатыми стенами, голыми, зарешеченным узким окном. Все ее убранство составляли кровать, под лоскутным одеялом, низкий грубо сколоченный столик и пара табуреток, да полка над столом. Мои вещи обнаружились здесь же: плащ висел на гвозде у закрытой двери, мешок стоял, прислонившись к ножке стола, на котором красовался пакту с оборванной цепочкой. Голова кружилась, но в целом я почувствовала себя куда лучше, чем прежде, и, заглянув в окно, рассмотрела крыши и глухие стены каких-то каменных и деревянных строений, из чего сделала вывод, что я в гарнизоне – и, в общем-то, на тюрьму мои «покои» походили мало. Документы были при мне же, лежали на полке, аккуратно сложенные стопкой. А над крышами за окном, занесенными снегом, ярко светило зимнее солнце, и виднелся кусочек светлого – я почему-то была почти уверена, что здесь будет туманно и тускло, исходя из старых предрассудков, - никтоварилианского неба.
В гарнизоне я провела неделю, и за это время успела, не без удивления, отметить, что даже при моем весьма сомнительном появлении по эту сторону Стены Науров и плохом знании языка – и объяснять ситуацию допрашивавшим меня солдатам тоже получалось достаточно плохо – никтоварилианцы относились ко мне достаточно приветливо – по крайней мере, ко мне в первый же день заглянул гарнизонный лекарь, и очень кстати – я порядком промерзла, да и последствия чар роккандцев давали о себе знать, никто не пытался меня запугать, надавить, не трогали… И даже соглашались отвечать на мои почти наивные расспросы о стране – как мне себя вести и что у них не принято или, напротив, положено делать. Отказывались мне говорить только о том, что со мной будет дальше: я и предполагала, что так и будет, и действительно, мои «охранники» поведали, что решать подобные вопросы не в их обязанностях и ко мне прибудут представители стороны, которая уполномочена разрешать подобные ситуации. В голове при этих их словах пронеслась мысль «Особый Отряд, наверное…».
И я оказалась права – одним утром, когда я старательно зубрила наанак, по выданному мне сердобольными воинами, уставшими слушать мои исковерканные попытки говорить на их языке, учебнику для детей, ко мне пришли. К визитерам я уже привыкла, и все же удивилась, когда увидела молоденького, младше меня на вид, юношу с длинными темными волосами и ярко-оранжевым ободком вокруг глаз. Лицо его, смуглое на фоне стоявших в дверях стражников, не выражало абсолютно ничего, под запахнутым плащом виднелись голенища высоких сапог. На спине и груди красовались вышитые серебром по черной ткани меч, закрытый щитом, на котором в свою очередь было изображено дерево. Последнее я распознать не сумела и натянула на лицо улыбку, кланяясь незнакомцу.
- Вице-Мастер Особого Отряда Карру, - сообщило бесстрастное лицо, ладонь едва заметно шевельнулась, и солдаты исчезли за дверью. Я сглотнула, опуская взгляд на доски пола. А самир, я наконец сообразила, кем является незнакомец, поведал, что ему поручил встретиться со мной Гранд-Мастер Фэрт, который позднее побеседует со мной лично. Пока же встреча носила скорее неформальный характер и направлена была на осмотр моего дара, хаотично метавшегося и с трудом поддававшегося контролю – я проводила долгие часы, концентрируясь на своих чарах, как меня учили в Таунаке, и лишь благодаря этому хоть как-то сдерживала вспышки Темного Целительства, о чем честно и поведала самиру, никаким образом не выражавшему своего мнения о моих словах и ответах на вопросы о тех, кто меня сопровождал, как я пересекла границу, где, почему и когда… Выражение тонких черт лица оставалось все столь же бесстрастным, словно мы обсуждали вафли за завтраком или то, что на улице выпал снег. Я никогда до того дня не общалась с самирами всерьез дольше нескольких минут, и на протяжении разговора по привычке отыскивала в его лице хоть тень эмоций – и, не находя, внутренне содрогалась от осознания того, что я даже не могла предположить, хотя бы, что у них на уме. А еще я почти всерьез задавалась вопросом о том, сколько ему лет, если он получил, сколь я понимала, высокую должность, будучи внешне младше меня – но Танра, напутствуя нас, и говорила, что определить возраст самира невозможно, и с равной вероятностью ему может оказаться и двадцать, и добрых сорок лет…