Пламенная пляска

Кони бегали вокруг Мирчи, плескались в речке, обрызгивая его с ног до головы. Обычно он весело хохотал и жался то к одному, то к другому, но теперь все мысли занимала смуглая цыганочка, которая совсем недавно была невольницей. Нет, Мирча не любил её. Что там любить–то? Кожа, кости да злой взгляд. Такая ещё накинется волком, расцарапает всё лицо, дикарка. Он боялся другого – рождения сына.

Мирча не был дураком. С малолетства ему приходилось видеть, как отец вертелся вокруг цыганок, а после ходил грустный и поджимал губы. Нет, не плотских утех захотелось барону – Зурал отчего–то мечтал о ребёнке, ещё одном мальчишке. Видимо, не пришёлся Мирча ему по душе, не нравился крутым нравом, длинным носом и пылающей зеленью в очах. Даром что копия.

И женился наверняка потому, что не терял надежды на старости лет. Всё думал о том, как бы заменить нерадивого сына другим. Мирча опустил голову в речной поток. Вода остужала, помогала успокоиться и прийти в себя. Что он станет делать, если цыганочка – почти дитя! – родит барону сына?

Мирча зло усмехнулся. Даже если так, то будет потомок невольницы и чужачки. Табор не примет этого выродка, не позволит, чтобы над ними стоял тот, кто ниже по роду и крови. Другое дело – он, Мирча, сын Кхацы и Зурала, выросший при своих и с детства знавший все обычаи. Настоящий цыган, с бурлящей кровью и страстью к лошадям. Никто, кроме него, не сможет занять отцовское место.

А старик пусть делает что хочет, хоть сто раз пытается. Думалось Мирче, замучает он девчонку, если та не понесёт после свадьбы. А потом женится в третий раз. Что ж, невольниц на свете полно, и цыганских тоже.

Конь ткнулся Мирче в плечо, намекая, что голоден. Цыган отмахнулся. Ему и самому стоило бы задуматься о женитьбе, да только никто из таборных не примелькался, а притаскивать незнакомку не хотелось. Что остальные скажут–то? Месяц будут чесать языками, перемывая все кости, коситься, зло шутить. Разве оно Мирче надо? Нет, если и брать, то только родовитую, голосистую и непременно красивую, чтобы сияла на весь табор, но такой пока не сыскалось.

Мирча засмеялся. Надо же – даже к цыганкам стал относиться как к кобылам! Родовитую ему подавай! Ничего, сам украдёт, если встретится на дороге. Шутки шутками, но девка от кобылицы и впрямь мало чем отличается.

– Славные кони, – донёсся девичий голосок.

– Ага, – буркнул Мирча и мигом оказался на берегу, схватил рубашку и накинул наспех. Не положено девкам глазеть на полуодетых мужчин.

И правильно сделал – Чарген вроде как смотрела в сторону, но то и дело бросала взгляд на Мирчу. Смотрела с опаской и интересом.

– Что будешь делать с ними? – спросила она. – На ярмарку погонишь?

– Хочешь – могу тебе подарить одного, – сказал Мирча. – Выбирай любого, не стыдись. Мы скоро роднёй станем.

Как ни крути, а сын должен был уважить отца. Потому и решил подарить невесте какого–нибудь жеребца. Мирча осмотрел её: бледнее обычного, руки подрагивают, а глаза красные, как будто плакала всю ночь. Мда уж, в могилу и то краше кладут. А ещё – невеста! Смех один, да и только. Интересно, она вообще в силах дитя зачать? А может, совсем ничего не понимает в подобных делах?

– Рыжего хочу! – неожиданно улыбнулась Чарген. – Подаришь мне рыжего, а?

– Забирай! – хохотнул Мирча. – Бери, пока дают, и радуйся! Считай, не коня, а мешок чистейшего золота с собой забираешь, во!

Она звонко засмеялась, выступили ямочки на щеках. Мирче тоже стало смешно, только с самого себя. Надо же – испугался этой девчонки! Она ведь даже не девка, а так, почти взрослая. Дай соломенную куклу – и будет играть.

Мирча погладил её по голове, как младшую сестрёнку, а потом исчез среди лошадей. Веселье весельем, а дел был немерено. Скоро табор снимется с места, а это означало, что ему надо успеть сбыть коней на ближайшем рынке, а под ночь отправиться в деревню и забрать одного приметного жеребца, пока цыгане будут гулять и шуметь.

Мирча не был единственным конокрадом в таборе, но никто не уводил лошадей так часто и ловко. Другие работали реже и только тогда, когда видели достойную породу.

Речка журчала, звенела почти как бубенцы. Чарген уселась на мшистой кочке и опустила ноги в речку. Надо же – не побоялась намочить юбки. На какой–то миг он задумался, каково быть в неволе, трудиться ради другого и знать, что есть иная жизнь. Наверное, горько. Цыгане – не гаджо, для них – степи, чистые воды, леса и городские стены. Все кони в мире отплясывали для ромал и желали оказаться в их умелых руках.

Мирча тоже мечтал о табуне породистых, чтобы сверкали гривами, топтали копытами золото и затмевали остальных лошадей на ярмарках. За таких не страшно было продать душу. И какая только нечисть дёрнула его предложить одного из своих красавцев Чарген? Разве же это справедливо – брать целого рыжего жеребца лишь за то, что идёшь замуж за барона?

Дэвла, да что вообще девка может понимать в конях? Ей подавай мониста да серьги потяжелее, чтоб свисали до плеч и звенели, как монеты. Надо было купить ей ожерелье да пару увесистых браслетов, вот и был бы подарок.