Пламенное небо

Линия фронта приближается. С каждым днем все громче артиллерийская канонада. Противник по нескольку раз в день бомбит железнодорожную станцию у Балты, обстреливает дороги, пытаясь нанести советским войскам чувствительные удары. Наши отходят с тяжелыми боями. Все гуще поток беженцев.

Мы с сержантом Дрыгиным еле добрались до аэродрома. Все дороги забиты эвакуированными. По беженцам ведут непрерывный огонь вражеские истребители, они гоняются даже за отдельными людьми. Зачем? Враги стремятся запугать, сломить волю советских людей, чтобы затем поработить наш народ, заставить работать на нацию «господ-арийцев». Для этого фашисты прибегают к варварскому истреблению мирных жителей, не желающих оставаться на оккупированной территории.

К нам с Дрыгиным подходит Иван Ребрик. Усталый, бледный, а в глазах столько боли и ненависти, что мы сразу догадываемся: он тоже тяжело переживает безнаказанность действий гитлеровских разбойников.

Уже очевидно, что вскоре придется и нам перебазироваться на другой аэродром, на восток. Настроение неважнецкое. К тому же раздражает головотяпство некоторых интендантов. Мы уже знали о приказе командования уничтожать все материальные ценности, которые не представляется возможным эвакуировать, чтобы они не достались врагу, поэтому не удивились, когда на горе, где находился интендантский склад, полыхнуло пламя. Жаль только, что не раздали летчикам кожаные регланы, которые, как рассказывали бывалые пилоты, предохраняли какое-то время авиатора от ожогов, если кабину охватывал огонь. Комиссар и командир полка пытались убедить интендантов выдать летному составу регланы, но безуспешно. «У нас приказ…» — таким был ответ.

Утром летчики нашей 20-й АД штурмовали аэродромы противника в его глубоком тылу — Фокшаны, Бакэу, Пьятры, Пирлица-Тур, Васлуй. Тринадцать вражеских самолетов было уничтожено, немало повреждено. На обратном пути А. А. Морозов, В. С. Нагорный, В. Ф. Щеголев, Ф. Н. Зубенко, А. Г. Ищук наткнулись на колонну румынской конницы. Воспользовавшись случаем, сделали четыре захода. Внизу возникла паника.

При очередном заходе на цель в машину Нагорного попал вражеский снаряд. Самолет развалился. Летчик выпрыгнул и угодил, было, в плен, однако ему удалось бежать; на третий день Нагорный прибыл в свой полк.

Бои становились все более упорными и жестокими: наши авиаторы дрались с беспримерным геройством, не давая противнику возможности уйти от расплаты.

…На высоте 600 метров над нашим аэродромом появился разведчик противника Ю-88. Из дежурного звена на перехват врага поднялись машины лейтенантов М. П. Галкина и Н. И. Рыжкова. Догнав, они атаковали фашиста с двух сторон. Длинной очередью Галкин сбил «юнкерс» прямо над своим аэродромом. Какая это была радость для всего полка! Перед нами лежала груда металлолома с фашистской свастикой.

— Смотрите, — сказал комиссар полка Н. И. Миронов. — Не выдерживает фашист, рушится, если по нему бьют наши мастера боя. Вот вам самое убедительное доказательство: бить фашиста — можно! И довольно успешно!

Вскоре наземные войска противника подошли совсем близко. Отчетливо слышались артиллерийская стрельба, лязг немецких танков, у стоянок самолетов рвались снаряды. Оставаться здесь далее было опасно. Полк перебазировался на новое место вблизи Аскании-Новой. Следующий пункт дислокации — Геническ. Здесь задержались около месяца. Молодые летчики продолжали интенсивно совершенствовать технику пилотирования на УТ-4 применительно к новому МиГ-3. Майор Терешкин просто и доходчиво объяснял особенности устройства материальной части «мига», его боевое назначение, приемы работы пилота. Майор и потом, пролетав в 4-м истребительном много месяцев, в ходе боев был одним из лучших наших наставников.

В Геническе полк похоронил своего боевого командира майора Владимира Николаевича Орлова, трагически погибшего при исполнении служебных обязанностей. Личный состав глубоко переживал тяжелую утрату. Похороны состоялись со всеми воинскими почестями, с пролетом боевых самолетов над могилой.

Запомнились те несколько дней, когда полк базировался в Мариуполе.

Приближалась осень, по ночам уже было холодно. Когда мы прибыли в город, командир созвал летчиков и сообщил, что начальник порта любезно согласился предоставить нам для ночлега один из кораблей — парусное судно «Товарищ». Мы обрадовались. Теплые, уютные каюты, чистый морской воздух — как говорится, предел мечтаний. После ночевок на аэродромах под самолетами, в поле, в скирдах соломы, в колхозных сараях для нас открывалась почти райская перспектива.

Летчики, добравшись до просторной палубы и кубриков исторического корабля парусного флота, шутили:

— От цыганской житухи — к барской. Здорово!

— Из летчиков — в морские волки!

— Сюда бы еще сенца — слаще бы спалось. Быстро темнело. Мы приготовились к отдыху. Многие, устав за день, тотчас уснули.

Рядом со мной на узком матрасе вертелся Иван Ребрик.

— Никак не приспособлюсь, — бормотал он себе под нос. Вдруг замолчал, прислушался. — Слышишь?

Я затаил дыхание. Откуда-то издалека доносилось прерывистое гудение.