– Я сделала это, – она быстро огляделась перед тем, как продолжить. – Соль. Она содержит все четыре элемента.
У Джилл дыхание перехватило, ее мучил тот же вопрос, что Сидни и меня:
– Ты думаешь, что сможешь повторить чернила Маркуса?
Сидни горячо кивнула:
– Проделана уйма работы. Пришлось начинать с нуля, отложив в сторону всякое создание чернил для татуировки. А еще мне нужна была морская свинка. Было бы слишком смело испытывать все на себе.
– Я до последнего верил в твои способности, – произнес я, – но может, тебе стоило обождать и проверить это на одном из наивных новичков Маркуса?
– Можно было сделать и так. То есть, я не имею в виду, что это может принести вред. Но самой главной проблемой было то, сработает ли это вообще или нет. И единственным способом узнать это, было испытание алхимической формулы на морской свинке, – чего никто из нас не хотел.
Она слегка нахмурилась, что выглядело просто очаровательно.
– Если бы мне только удалось достать чернила алхимиков, чтобы продолжить опыты... но, черт. Без разрешения это будет сложно. А еще мне нужен пользователь земли, которого у нас нет.
Я усмехнулся:
– Уверен, Эйб будет рад помочь.
– О, да, – сказала Сидни. – Я уверена, что он поможет. Думаю, он хотел бы знать все о моих посторонних проектах.
Зоя остановилась только тогда, когда автомобиль заревел, как зверь. Она не проехала по обочине и не врезалась в здание, поэтому я предположил, что это многообещающе. Тем не менее, я увидел, как Сидни острыми взглядом изучает даже мельчайшие колебания. Удовлетворенная, она заняла водительское место и попрощалась с нами. Ее глаза встретились с моими, и на несколько мгновений меня приостановил этот янтарный взгляд. Я вздохнул после того, как она отъехала, и опустив глаза вниз, увидел, что Джилл смотрит на меня понимающе.
– Хорошо, – сказал я. – Я договорюсь о встрече.
Она обняла меня.
Я позвонил психиатру, рекомендованному медицинским центром Карлтона, и вроде как надеялся, что это займет некоторое время, и я смогу привыкнуть. Все-таки специалисты всегда заняты, не так ли? Этот сеанс был единственным, и то его пришлось перенести на завтра. Регистратор сказал, что я невероятный счастливчик, ну и что я мог поделать? Я согласился, а затем пропустил мультимедию на следующий день, заработав обзывательство «бездельник», когда попросил у Ровены дать мне знать о том, что я пропустил.
Врача звали Рональд Микоски, но я быстро забыл его имя, потому что он выглядел как Альберт Эйнштейн, в комплекте с взъерошенными седыми волосами и усами. Я думал, что буду лежать и говорить о своей матери на том диване, но вместо этого он направил меня к роскошному креслу, в то время как он устроился за письменным столом. Вместо записной книжки, он взял ноутбук.
– Хорошо, Адриан, – начал Эйнштейн. – Скажи мне, что привело тебя сюда сегодня.
Я начал говорить.
– Моя девушка уделала меня. – Но это звучало раздраженно.
– Моя девушка сочла это хорошей идеей, – поправился я. – Я хотел бы получить антидепрессанты.
Он вскинул густые брови.
– Правда? Вообще-то мы не распространяем рецепты прямо здесь, но давайте зрить в корень. Вы страдаете от депрессии?
– Не в данный момент.
– Но иногда бывает?
– Ну да. То есть, у всех иногда такое бывает, разве нет?
Он спокойно встретил мой пристальный взгляд:
– Разумеется. Но ведь у вас дела обстоят хуже, чем у других людей?
– Кто знает? – я пожал плечами, – все субъективно, не так ли?
– Считает ли ваша девушка, что все хуже, чем у других?
Я заколебался:
– Да.
– Почему?
Я замялся. Я не был уверен, готов ли я говорить с ним об этом. Да и не думал, что буду. Я достаточно узнал о психическом здоровье от Лиссы, чтобы понять, что психиатры назначают лечение, а терапевты говорят о твоих проблемах. Мне казалось, я могу просто прийти сюда, получить таблетки и уйти.
– Потому что... как только мне становится плохо, я начинаю выпивать.
Эйнштейн разжал пальцы:
– Много?
Я готов был уже отколоть очередное «субъективное» замечание, но все–таки ответил прямо:
– Да.
– Когда у вас все хорошо, тоже?
– Наверное... но это же не преступление, расслабиться иногда?
– Расскажите о своих чувствах, когда вы подавлены.
И снова это было отличным поводом для шутки. Я мог ляпнуть о чем-то вроде отстойного настроения на дискотеке. В конце концов, как я мог описать, что я чувствую в те мрачные моменты, когда дух начинает заполнять меня? И даже если бы я подобрал слова, разве он понял бы меня? Кто вообще мог действительно меня понять? Никто, и именно поэтому дела обстояли настолько скверно. Я постоянно чувствовал себя одиноким. Даже другой пользователь духа не мог бы в полной мере осознать, через что мне пришлось пройти. У каждого есть свой личный ад, и, конечно, я имею ввиду не только дух.