Пламенный клинок

Было еще рано, и лишь несколько завсегдатаев находились на своих местах. Большинство из них пили в одиночестве, мутным и благодушным взглядом окидывая полупустую залу. Хозяин таверны Морвил топтался за стойкой, тощий и долговязый, с носом картошкой и небольшим пузцом. Он вяло протирал стойку тряпкой, словно понимая, что единственный способ вывести пятна — это спалить таверну дотла.

Он поднял взгляд на Гаррика.

— Здорово, Лейн, — бросил он, как будто видел его только вчера. Морвила ничто не удивляло и не волновало; он не имел собственных суждений и мнений.

— Здорово, Морвил, — ответил Гаррик столь же угрюмо. — Дай-ка мне кружку эля и горячий пирог с угрями, а еще мне нужны бумага и письменный прибор.

— Бумага и чернила стоят три децима. Итого — восемь и три за все. Я бы даже сказал, одиннадцать.

Гаррик протянул ему гильдер и забрал два децима сдачи, а потом направился в свой излюбленный уголок. Ел он медленно, запивая пирог хмельным темным элем. Доев, заказал еще кружку и принялся старательно выводить буквы, поскольку знал, что получательница заметит каждую ошибку. Мара была грамотной и придирчивой. Он подробно изложил свои нужды и несколько раз перечитал: письмо было слишком важным, чтобы остаться недопонятым. Удовлетворившись, он сложил бумагу, надписал адрес и скрепил письмо воском. Печати он не поставил: у него больше не было герба или знака, который он мог назвать своим.

Он протянул Морвилу письмо и монету:

— Отправь побыстрее, с первой почтой.

— Пошлю мальчишку в город, — пообещал Морвил.

Гаррик откинулся на скамье и допил эль. Постепенно он расслабился, напряжение покинуло его. Борьба близилась к завершению. Однажды он уже впал в отчаяние и больше такого не допустит. Если народу Оссии нужен повод, чтобы подняться с колен, как во времена Джессы Волчье Сердце, Гаррик это устроит.

ГЛАВА 37

Вечерело, и между деревьями уже сгущались тени, но на стоянке весело пылал костер. На краю прогалины стояла кибитка Орики, крытая пестрыми тканями и увешанная побрякушками; лошади паслись на привязи неподалеку, пощипывая травку. Все сидели вокруг костра на свернутых одеялах или поваленных деревьях, а Граб устроился на большом плоском камне. Над огнем на железном вертеле жарилась оленина, наполняя воздух восхитительным ароматом. Они ели руками с оловянных тарелок; к мясу добавились вареная картошка из припасов Орики, лесные грибы, собранные Викой, и хлеб грубого помола. Арен уплел все без остатка. Кейд сидел у костра напротив друга и молча жевал, погруженный в восторженное забытье. Арен надеялся, что еда немного улучшит настроение Кейда. Он дулся с тех самых пор, как Арен и Фен вернулись с добычей, хоть и делал вид, будто все в порядке.

Орика вытерла руки и взяла лютню. Это был сардский инструмент с длинным широким грифом и тридцатью струнами. Несколько раз пробежавшись рукой по ладам, чтобы размять пальцы, она извлекла из лютни последовательность аккордов, которая показалась Арену знакомой.

— Что за песня? — спросил он. — Я много раз слышал, как ты ее наигрывала. Кажется, будто я знаю ее всю жизнь, но не могу вспомнить.

Орика устало улыбнулась ему.

— Вряд ли. Это песня моего сочинения. Пожалуй, я слагаю ее всю жизнь, но только сейчас начинаю слышать по-настоящему.

— Исполнишь ее для нас?

— Она еще далека от завершения, — ответила Орика. — Но я сыграю готовую часть.

Она начала перебирать струны, и Арен снова поразился, как знакомо звучит мелодия. В ней слышались старые оссианские напевы: величественные боевые гимны времен Падения, а отчасти — «Плач скорбящего», который он впервые услышал еще ребенком. В мелодии Орики словно оживали голоса его предков, и в груди Арена пробуждалось опасное чувство гордости — то же самое он испытывал, думая о Пламенном Клинке.

Остальные тоже ощущали нечто подобное. Вика приосанилась, Скирда подняла голову и села, а Фен, стругавшая палку неподалеку от костра, опустила нож и прислушалась. Харод, чопорно сидевший рядом с Орикой, закрыл глаза в молчаливом одобрении. Один Граб остался безучастным: он отрезал еще кусок оленины и принялся с шумом его уплетать, заливая жиром татуированный подбородок. Тут Орика запела. Ее хрипловатый голос прорезал лесную тишь, и Арен почувствовал, будто его уносит куда-то вдаль.