Пламенный цветок (СИ)

Поджав губы, Рениса тяжело вздохнула. Сейчас явно было не время со всем разбираться. Маркус всё не возвращался, а возникшая тишина уже беспокоила. Рениса завозилась со своим холщёвым мешком, который ей сделал Данье, чтобы она держала всё, что ей нужно для рисования в одном месте. Это и в самом деле оказалось очень удобно и вполне подходило для вот таких непростых вылазок. Развязав грубую верёвку, Рениса принялась перебирать многочисленные эскизы, ища портрет Торины, но тот, будто назло, куда-то запропастился. Перекрутив стопку десяток раз, она раздражённо вывалила всё содержимое мешка на землю. Листы, подхваченные ночным бризом, разлетелись по пригорку. Данье на лету поймал парочку, не дав им упасть в костёр.

— Не смотрите! — Подскочила к нему Рениса и вырвала из его руки пойманные эскизы.

— Я и не собирался, — тихо ответил Филипп, вновь косясь на притихшее от ветра пламя.

Рениса обеспокоенно взглянула на забранные портреты и почти тут же осознала, что погорячилась. По счастливой случайности, в руки Данье угодили барон и принц Андреас, а многочисленные портреты самого Филиппа ветер снёс к вратам Храма. Спешно собирая листки, пока вновь не поднялся ветер, Рениса подобралась к арке с грифонами. Величественные статуи, несмотря на свою невероятную красоту и поразительную филигранность в каждой детали, вызывали затаённую тревогу. Невольно покосившись в чернеющий проём, Рениса вдруг отчётливо увидела внутри блёклые отсветы огней.

«Они возвращаются?» — удивлённо подумала она, и тут же ей на глаза попался ещё один улетевший листок: ветер занёс его внутрь Храма. Рениса на миг замерла, размышляя, нужно ли беспокоиться или же лучше просто оставить эскиз и не соваться туда, где может поджидать опасность. Рисковать без особой нужды не хотелось. Однако завидев, что всполохи приближающихся огней стали ярче, Рениса решительно шагнула в Храм. Листок улетел недалеко и, подхватив один из довольно удачных портретов Данье, она уже собиралась вернуться, как в шаге от неё вспыхнул, подобно яркой звезде на небосводе, восхитительный цветок. Его необычные резные пурпурные лепестки источали тот самый призрачный свет, а от донёсшегося аромата чуть не подкосились ноги. Приторно-цветочный, он пробуждал в ней совершенно дикие, ненормальные чувства. Горло обожгло жаром, будто после пробежки, а лёгким снова стало отчаянно не хватать воздуха.

Но то было лишь начало. Рядом загорелся новый цветок, а за ним ещё один. Рениса не успела оглянуться, как они заполонили всё вокруг, разрастаясь не только на стенах, но даже на потолке. Аромат дурманил, застилая сознание плотной пеленой и будоража инстинкты.

Она будто бы была голодна, но этот голод имел совершенно другую природу. Он не пронзал острыми режущими болями, а растекался по всему телу, свербя в каждой клеточке о неистовом желании насытиться, а точнее насладиться сначала охотой, а затем и угощением. Взбудораженное тело слегка трясло и покалывало, как порой бывало во время перевоплощения, и Рениса больше не могла устоять на месте. Она рванула прочь из Храма, и безумные цветы устремились за ней. Они вспыхивали под её ногами, мгновенно расцветая и разливаясь благоуханием. Ренису неосознанно тянуло к источнику тепла. Пламя костра так и манило, но ещё больше её влекло к тому, кто сидел рядом.

— Сэйлини? — В голосе Данье зазвенела тревога.

Рениса замерла возле костра, будто пойманная на шалости кошка. Её глаза беспокойно забегали по сторонам, а в липком от тумана сознании забилось беспокойство. Что она делает? Почему грудь вздымается так, будто утопающую Ренису только вытащили из ледяной проруби? И отчего так напряглись каждая мышца, каждый нерв её тела?

Шаг, и под ногой вновь блеснул новорожденный цветок. Воздух наполнился его приторным благоуханием. Перед глазами Ренисы всё начало расплываться, и единственное, что она различала в этом мареве, был он — Филипп Данье, вскочивший с места и спешащий к ней. По телу пробежала невольная судорога, а сердца в томящейся от непонятного ожидания груди забились вразнобой.

— Вы… — Он внезапно остановился, а голос его предательски сорвался, так и не договорив волнующий вопрос. Рениса, скорее почувствовала, чем увидела, как горячая волна растеклась по его телу, заставив сжать кулаки. Данье будто бы пытался бороться с чем-то происходящим с ним внутри. Он упрямо отводил взгляд и до слышимого скрежета сжимал зубы. Это его сражение отчего-то вызывало у Ренисы глухую оторопь. Данье словно издевался над ней, нарочно доводя все чувства до предела. Впрочем, к себе он был ничуть не милосерднее. Хрустнули его костяшки пальцев, и этот звук прорвал натянутую, как тетива лука, ночную тишину. Встревоженный взгляд Данье метнулся к Ренисе, она же встретила его скрытым торжеством. Вот только, погрузившись в лазурную синеву, её затянуло, словно в омут, на дне которого уже плескалось нечто чувственное и неудержимое. Но едва ли ей стоило винить его за это. Её глаза, чьё отражение можно было заметить в его зрачках, полыхали огнём ничем неприкрытого бесстыдного желания.