Пламя Этерны

Беда отступила. Гальтары еще не скоро залечат полученные раны, но Цитадель уже обрела свой обычный вид, и эта обыденность казалась оскорбительной. Эпиарх-наследник понимал, что нужно благодарить Абвениев, что все кончилось так, а не иначе, но повседневная суета каждой мелочью напоминала о братьях и о том, что, если Эридани не вернется, Эрнани Ракану придется стать тем, кем он стать не может.

Снова пришлось есть, и снова Эрнани не смог бы ответить, что было подано на обед. После полуденной трапезы Борраска уехал в город, и настала тишина, нарушаемая лишь воркованием мохноногих ливкадских голубей, блаженствовавших на освещенном солнцем карнизе. Эрнани сидел в кресле, принадлежавшем Эридани. а Беатриса заняла место Ринальди. Вряд ли женщина это знала, хотя, если подумать, что значит место...

В окно влетела бабочка — крупная, желто-черная, со странными острыми выростами на нижней паре крыльев. Или махаон, или падалидий, они очень похожи. Диамни сказал бы — мастер хорошо разбирается в цветах, травах, птицах. Только бы Коро был жив. Городу Ветра досталось больше всех, а когда стражи стучали в дом Лэнтиро Сольеги, там было темно, тихо и мертво...

— Который час? — еле слышно спросила Беатриса.

— Два часа пополудни. Твой супруг скоро вернется, но не лучше ли...

— Нет. — Голубые глаза блеснули, напомнив о неистовой эории, в праведном гневе прошедшей через обомлевшие Гальтары и потребовавшей суда над насильником. — Я останусь.

Эрнани не спорил — не было ни сил, ни желания. Вернулся Лорио, рассказал, что творится и Гальтарах. Город Ветра и город Волн залечивают раны, абвениаты и стражники ходят по ломам — первые утешают и врачуют, вторые рубят руки и головы мародерам и убийцам. Хлеба, мяса и фруктов хватает,

Эрнани не спросил о братьях — будь известно хоть что-то, Лорио сказал бы, но Беатриса была женщиной и не удержалась.

— Твои люди стоят у всех выходов? — Голосок эории выражал озабоченность и надежду.

— Разумеется, — пробормотал Борраска и тотчас заговорил о другом: — Хорошая новость. Эрнани. Художник Лэнтиро жив и здоров. Можешь представить, мастер выгнал всех слуг, закрылся в комнате под потолком и работал. Великий Сольега даже не знал, что творится в городе! Мастера Коро в Гальтарах не было — учитель отправил его рисовать воду и скалы, так что он, без сомнения, жив.

Значит, хотя бы один из тех, кто ему дорог, уцелел. Диамни много рисовал братьев, пусть напишет портрет, на котором все живы и счастливы. Теперь размолвка с учителем казалась Эрнани пустой и детски глупой. Последние дни все они не походили сами на себя, все бежали от правды, кто куда мог. Что удивляться тому, что художник пытался уйти в свое искусство.

— Эрнани, — Лорио с тревогой наблюдал за наследником, который очень боялся стать анаксом и почти не сомневался, что уже стал им, — тебе надо отдохнуть.

— Я не стану пить сонное зелье, а без него мне не уснуть. Я уйду, только когда не останется надежды.

Лорио кивнул и отошел. Они о чем-то пошептались с Беатрисой, скорее всего, о том же самом, потому что эория покачала головой и откинулась на резную спинку. Снова приходили какие-то люди — докладывали, спрашивали, просили...

— Мой эпиарх. — высокий белокурый воин, чем-то похожий на Ринальди. наклонил голову и приложил руку к сердцу, — пришел мастер Коро. Он принес меч анакса,

— Пусть войдет!

Меч Эридани? Откуда?! Как он оказался у Диамни?

— Мой эпиарх. — Диамни преклонил колени. Щеки художника покрывала короткая щетина, глаза ввалились. — Я провел последние дни у истоков Пенной реки, рисуя эскизы для росписи храма. Этим утром я увидел у выхода из пещеры меч. Видимо, его вынесла вода...

Художник развернул плащ, неистово вспыхнул вделанный в рукоять камень, лиловый и злой, словно глаз Изначальной Твари. Пенная река берет начало в пещерах, наверняка они связаны с лабиринтом. Об этом никто не подумал, потому что этим путем невозможно ни войти, ни выйти, но Абвении сочли неуместным оставить меч себе, они забрали только жизни. Сначала — одну, затем множество.

— Что с Эри... Что с анаксом?! — Беатриса была даже не бледна... Эрнани не рискнул бы подобрать слово, описывающее лицо эории. Не ужас, не боль, не страдание, не отчаяние — все это было слишком мелко и ничтожно. — Это я... — Беатриса куда-то рванулась, но Лорио ее подхватил. — Это я во всем виновата! Я должна была умереть, тогда анакс был бы жив... Все были бы живы!

— Успокойся, родная, — седой полководец нежно, но сильно прижал бьющуюся женщину к груди, — тебя вела честь... Ничего уже не исправить!.. Подумай о ребенке.

— О ребенке?.. О ребенке?!

— Дитя невинно, — твердо произнес Лорио Борраска. — я не стану отнимать у него имя. Абвении милостивы, наш сын пойдет не в отца, а в его брата.

— Мой сын будет походить на анакса. — Беатриса шептала словно во сне. — на Эридани Ракана… Да... Я попробую... Попробую жить! Не бросай меня, нас... Пожалуйста. Только не бросай... Я так виновата...

— Тебе не в чем себя винить. — Лорио нежно поцеловал жену в лоб, словно маленькую девочку. — Мой анакс! Разреши мне увести эорию. Я сейчас вернусь.