Пламя Этерны

Костры Этерны выжигали прошлое до дна, ады и Стражи могли стереть лишь не успевшее впечататься в то, что по неведению зовут душой. Оборвать воспоминания на пороге еще не набитого смертью дома? Нет, кто и как тебя убивал, нужно знать. Что ж, парень позабудет лишь самый конец схватки… То, что половина убийц зарублена, не страшно, мечи Кэртиана еще помнит. Одинокий поднял руку, готовясь убрать лишнее, и… не убрал. Отчего-то мучительно захотелось, чтобы спасенный его запомнил. Чтобы принял за человека и захотел найти. И чтобы не метался годами в поисках отобранного навсегда.

Глухо стукнуло и зашуршало. Отбитый у смерти счастливчик кое-как поднялся и, пошатываясь, побрел от трупа к трупу, не выпуская из рук оружия. На его месте Одинокий бы поступил так же – пересчитал врагов и прикинул, сколько из них пришлось на его долю. Мертвецы, кроме одного, были в масках, однако синеглазый не пытался их снимать, и он никого не искал. Либо в этом доме не было друзей, либо они предали.

Возле отсеченной головы человек слегка задержался, тряхнул волосами и повернул к двери. Его ждали недлинная анфилада и лестница, по которой еще нужно было спуститься, кэртианец сумел и это. На пороге упрямец все же споткнулся, его повело в сторону, и Одинокому вдруг почудился шум водопада и боль в собственном избитом теле, сменившаяся недоумением. Страж Заката больше не понимал, как смог отречься от памяти, разве что помнить было страшней, чем умирать. Предатели и подлецы о свершенном жалеют редко, только о проигрыше, проиграть он, конечно, мог. А мог опоздать, помешать, не успеть куда-то ворваться, о чем-то предупредить, что-то исправить… Сегодня судьбу удалось обогнать, не потому ли кажется знакомым то, что просто не может быть таковым?

Улица, если не считать их двоих, была по-прежнему пуста. Ну и что, друг, ты станешь теперь делать? Постучишься в соседний дом? Закричишь? Сожмешь зубы и куда-то пойдешь? Пошел. Держась за стены, оставляя на них и на мостовой кровавые следы, спотыкаясь, но целеустремленно. Одинокий двинулся следом, не слишком представляя, что будет делать и будет ли, если парень упадет, однако тот не падал, лишь пару раз останавливался, вытирая лицо, то есть размазывая по нему кровь.

Небо неспешно светлело, но окна и двери открываться не спешили. Помощь не торопилась, зато смерть пыталась забрать свое дважды. Сперва из проулка высунулся коренастый детина, вгляделся, осклабился, вытащил удавку, и в Олларии одним душегубом стало меньше. Через три квартала попалась пакостного вида компания: молодчики явно собирались разжиться если не кошельком, то кольцами. Этим Одинокий показался, грабители оказались разумными и уцелели, а вряд ли что-то заметивший синеглазый свернул в узкий – лошадь бока обдерет – проход меж двух старых стен, за которыми безумствовала сирень. Похоже, он почувствовал ее запах, потому что остановился, подняв лицо к зеленеющему небу. И потащился дальше, а за ним, отгоняя готовую вернуться смерть, пошел Одинокий. Стена сменилась кованой решеткой, щель – площадью, посреди которой бил украшенный статуей оленя фонтан. Олени были и на барельефах большого особняка, они взлетали в прыжке, готовились к поединку, тянулись к воде. Одинокий остановился, провожая взглядом того, кто, кажется, добрался.

Последние шаги труднее первых, но синеглазый поднялся по пологому, вымощенному обтесанными камнями въезду и уже там рухнул лицом вниз. Вряд ли внутри что-то услышали, впрочем, заставить обитателей оленьего особняка выйти было нетрудно. Страж Заката и заставил бы, только тяжелая дверь распахнулась, и один человек склонился над вторым. Если бы счастливчик вновь вздумал умирать, Одинокий его бы удержал, но тот приподнялся сперва на локте, а потом, закусив губу, рывком встал на одно колено.

– Живи, – беззвучно велел упрямцу Одинокий и, резко повернувшись, быстро зашагал прочь. Этой ночью он отбил у смерти не только добычу, но и себя самого, пусть в его собственной сгинувшей жизни все и было иначе. Он придумывал себе прошлое, а нужно было отшвырнуть запреты и стать человеком хотя бы на один бой и одну дорогу.

…Зов Архонта застал воина на выходе из сиреневой «щели» у стены, на которой еще виднелся свежий кровавый след. Одинокий неспешно поднял взгляд к проступавшей сквозь юную зелень синеве и увидел низкое серебристое небо без солнца и птиц. Пепельное море лениво перекатывало тяжелые, медленные волны, а горизонт набухал похожими на уродливых черепах тучами. Он вернулся вовремя, как, впрочем, и всегда. О возвращении следовало доложить Архонту, Страж Заката доложил, получил привычный приказ и почти сразу камни на его мече вспыхнули лиловыми звездами, предупреждая, что Чуждое шевельнулось. Приближался бой – один из множества, – ничего выдающегося, сколько таких было и сколько еще будет.