Пламя и Пыль

Я собирался неслышно войти, собрать кое-какие вещи, которые могут понадобиться в ближайшие пару дней, и так же тихо удалиться. Я рассчитывал оставить матери записку о том, что меня не будет какое-то время и, разумеется, не мог рассказать ей всю правду. Я написал бы что-нибудь вроде: "Срочный заказ от посла Модронов. Останусь в посольстве Механуса, пока не закончу с делами". Этого будет достаточно, и мне не придется говорить ей неправду в лицо…

…если, конечно, не принимать во внимание тот факт, что, закрыв за собой дверь, я застал ее прямо в прихожей.

— Похоже, этой ночью мы завели знакомство? — ласково спросила она.

— Нет, мама.

— Бритлин, — сказала она, — для джентльмена единственным объяснением отсутствия дома ночью может быть только ночь, проведенная в обществе леди. Прочие варианты не могут считаться культурными.

— Да, мама.

Она одарила меня мягкой улыбкой, убедив себя в том, что этой ночью я, должно быть, записал на свой счет очередную любовную победу. Это было довольно далеко от истины: да, у меня было несколько побед (и одна или две из них оказались на удивление приятными!), но я вовсе не входил в разряд тех, кто каждое утро встречает на незнакомой подушке. Некоторые Сенсаты ставят количество перед качеством, я же предпочитаю наоборот.

— Что нового сегодня слышно на улицах? — спросила мама; этот вопрос она задавала мне каждое утро. Я выложил несколько свежих пикантных историй о власть имущих: кто с кем спит, кто обанкротился в результате недавнего финансового скандала; рассказал пару слухов о том, чьи души этой ночью собрали баатезу при помощи обязательств по своим контрактам; припомнил сплетни, поведанные мне Ти-Морганом во время завтрака во Дворце. Мама никогда не встречала тех, о ком я рассказывал, но понимающе качала головой всякий раз, когда слышала о чьих-либо ошибках или неудачах. Имена не имели никакого значения, ей просто нравилось слушать об этом.

А еще она любила об этом петь. Моя мать, Анна, в общем-то, не была бардом и никогда не пела кому-либо, кроме членов нашей семьи. Тем не менее, она писала короткие остроумные песенки, которые покупали у нее начинающие барды со всех концов Сигила. Мама не могла знать о том, что те всегда объявляли эти песни "народными" и "написанными в стародавние времена", хотя делали они в основном для того, чтобы объяснить утонченность их слога. В своих песнях, как и в жизни, она благовоспитанно избегала уличного жаргона.

Странное занятие для женщины, родившейся дочерью герцога. Однако прошло уже много лет, как она отказалась от своего имени и наследства к огромному для себя облегчению. Ее отец, Урбин, герцог Аквилуна с одного из незначительных миров Прайма был человеком крайне жестоким. Будучи тираном, до смерти забившим свою жену, он со временем принялся за родную дочь. От его рук Анна претерпела невыразимые муки, о которых она так никому и не рассказала, но, тем не менее, спустя многие годы я по крупицам узнал, что Урбин не раз ее насиловал, закладывал своим друзьям и унижал всякими немыслимыми способами. Все это началось с тех пор, как ей стало восемь лет и продолжалось вплоть до шестнадцатилетия.

В тот самый день, когда Анне исполнилось шестнадцать, в замок герцога прибыл молодой мечник по имени Найлз Кэвендиш. Невзирая на все мои обиды из-за того, что отец практически не бывал дома, я не вправе винить его в этом, потому что первый в своей героической карьере подвиг он совершил, избавив Анну от ужасной судьбы. Ребенком я представлял себе, как отец убивает в поединке моего злого деда, но в те дни Найлз Кэвендиш еще не был тем легендарным воином, что способен в одиночку зарубить хорошо охраняемого герцога в самом сердце его замка. Найлз спас Анну, женившись на ней и увезя в свой родной город Сигил. Добился ли он этого, держа рапиру у горла старого мерзавца, родители уже не расскажут.

Как могла женщина, пережившая столь чудовищное детство, стать автором шуточных песен? Все случилось в один прекрасный день. Отчасти это произошло оттого, что я родился вскоре, как она приехала в Сигил. Забота о ребенке занимала все ее время, и ей некогда было предаваться неприятным воспоминаниям. Отец был в постоянных разъездах, и она могла сосредоточить все внимание на сыне, не отвлекаясь на мужа. Иногда, чтобы успокоить меня, она играла на клавесине — свадебном подарке моего отца — и со временем стала сочинять короткие песенки, чтобы встречать ими его возвращение… Песенки, которые мой отец уговорил ее записывать на бумаге, и которые он показывал своим знакомым бардам, сказавшим, что они могут стоить денег…