Пламя моей души (СИ)

Пришлось ещё день почти целый на лавке проваляться. Леден вставать запретил под угрозой того, что розгу сделает и отстегает по мягкому месту, если она себя хотя бы нынче не побережёт. А Дажьбожье око заливало двор теплом и светом щедрым — только в путь и трогаться, пока вёдро. А то ведь мало ли как дальше может повернуться. Нынче дело к Перунову дню идёт. Грозы частые теперь — бывает, и дня не проходит, чтобы не обрушился на землю ливень густой, оставляющий за собой размытые дороги и лужи — коням выше бабков. Но Сварогов чертог молчал, ясный, безмятежный, и только это Елицу успокаивало.

На другой день она уже проснулась совсем пришедшая в себя. Подготовилась в путь справно: тело и не чувствовало ничего дурного после добрых трав, что знахарка ей подарила. Бывает такое, что знахарки готовят сборы, да проку от них мало: то ли неумелые они такие, то ли не вкладывают в них силы те, что надобно. А бывают такие кудесницы — у них и подорожник открытую рану запрёт, и зверобой обычный и правда от сотни болезней поможет. Такой, видно, и оказалась здешняя травница.

Леден телегу одолжил у старосты, чтобы Елицу туда усадить, и она хотела бы отказаться, да куда уж ей верхом ехать. Придётся день потерпеть в немочи.

Как собрались да погрузились, привязали лошадей к телеге и скоро за околицу выехали. Княжич молчал всё. И утром ни разу Елицы не коснулся, хоть и опасность миновала уже. Всё взгляд теперь прятал, и одной, даже лёгкой улыбки не пробежало по его губам. Елица терпела до первой остановки: подкрепиться, размять ноги да дальше ехать. Но до того терзал её отстранённый вид любимого, что подкатывали к горлу слёзы то и дело. Что же это? Решили ведь всё — а теперь снова чураться её будет?

Как отобедали и собрались уже дальше отправляться, она поймала княжича за грудки, зажав между своим телом и боком коня.

— Не смей, слышишь? — процедила, приближая к нему лицо. — Не смей снова меня отталкивать!

И до того она, верно, смешно сейчас выглядела: привставшая на цыпочки, чтобы хоть как-то повыше стать, чтобы в глаза его смотреть равно — что княжич наконец улыбнулся, качая головой.

— Нам просто осторожнее надо быть. Забылись мы, Еля. Хоть и сладкая это топь, но опасная, — он поймал её запястья и мягко отвёл от своей груди.

А после вдруг склонился и губами её завладел так жадно и горячо вторгся языком в рот, что даже в голове поплыло что-то. И немедленно ещё захотелось. Но они одновременно шагнули прочь друг от друга, понимая, что, коли затянется поцелуй, так и не уйдут отсюда ещё долго.

К вечеру, как и собирались, выехали к Лосичу — со стороны, противоположной Звянице. Елица и хотела завернуть в весь, проведать, может, жива всё ж Сновида — да глубинами души самыми сокрытыми, понимала, что проверять там нечего. Не зря она встретила волхву в том видении. Не зря не услышала та её. Осмыль всё расскажет, как завершилась жизнь Сновиды и когда. А с Веселиной, коль получится, и позже свидеться можно.

Оказались ворота острога закрытыми наглухо, пусть и час стоял ещё непоздний. Почти никого из людей не было под стенами, хоть раньше шла постоянно живая торговля, собирались люди неподалёку, чтобы вестями свежими обменяться да спросить, как у кого жизнь течёт. А теперь словно вымерло всё. Даже озноб колючий по спине пробежался.

Проехали они с Леденом через мост к створкам самым — и тогда уж увидели движение в тени заборол: стражники собирались смотреть, кто пожаловал.

— Кто будете? — гаркнул один. — Чего на ночь глядя носит вас?

— Так то ж княжна Елица, кажись, — ответил ему приглушённо другой голос.

— Да это я, княжна Елица Бориловна, — пришлось подтвердить громко, чтобы все уж услышали. — Я к воеводе Осмылю приехала. Говорить надо о многом. Со мной княжич остёрский — Леден Светоярыч.

Больше никто ничего выспрашивать не стал. Открылись ворота, впуская в шумное нутро острога. Несмотря на внешнее затишье, тут жизнь бурлила, как в самые людные дни. И воинов было до того много, что только диву даваться оставалось. Леден одобрительно посматривал по сторонам, а кмети, что кругом сновали, поглядывали на него с любопытством даже чаще, чем на Елицу.

Вышел спешно на крыльцо Осмыль, осунувшийся будто, словно хворал не так давно. Или заботы лютые, что свалились на него, как прибыли в княжество зуличане вместе с косляками, так его измотали?

Он спустился во двор быстрым шагом и тут же Елицу в объятия большие сгрёб. Леден хмыкнул тихо, но вмешиваться не стал.

— Здрава будь, Елица, — воевода отстранился, шаря взглядом по её лицу. — И ты, княжич, тоже.

Тот кивнул ему и пожал крепко запястье поданной руки.

— Поздорову, Осмыль.

— Случилось что? Ты словно с лица спал, — всё же спросила Елица, маясь нехорошими догадками.

Но воевода только рукой махнул, слегка поморщившись.

— Ранило тут меня малеха. В последней стычке с косляками. Да уже поправился я. Не тревожься.