Пламя над Англией. Псы Господни

– Вы пытаетесь довести до меня мысль, что Маргарет глупа. – Граф саркастически улыбнулся. – Вы сами глупы, если так думаете – вот вам мой ответ.

Но Джервас не сдавался.

– Я утверждаю, что все женщины глупы.

Граф презрительно фыркнул.

– Не сомневаюсь, что истоки вашего женоненавистничества – в большом опыте, – и, не увидев ответной реакции своего собеседника, пояснил: – Хочу сказать, что вы знали многих женщин.

– Ровно столько, сколько мне было нужно, – невозмутимо отозвался Джервас.

– Тогда вам самое время жениться. Скажите, ради бога, что вы медлите?

– Я уже сказал вам, ваша светлость. Этот чертов испанец стоит у меня на пути. Даже сейчас он у ног Маргарет в беседке – наигрывает на своей проклятой лютне и распевает любовные песни.

Тут наконец граф действительно возмутился.

– Так что же вы медлите? Отправляйтесь к ней и тотчас пришлите ее ко мне. Я положу этому конец. Если у меня есть какая-то власть над ней, не пройдет и месяца, как вы на ней женитесь. Тогда я наконец обрету мир и покой. Уходите!

И сэр Джервас отбыл по этому приятному поручению, а его светлость вернулся к исследованию судьбы царя Кира.

Звучание лютни, красивый мелодичный голос испанского гранда указали сэру Джервасу путь к беседке.

– Маргарет, его светлость просит вас немедля зайти к нему, – бесцеремонно прервав песню, сообщил Джервас.

Маргарет, задав несколько вопросов, на которые последовали уклончивые ответы, ушла.

Джервас остался с глазу на глаз с доном Педро. Дон Педро, поклонившись уходящей леди, снова сел, скрестив красивые ноги, обтянутые блестящим черным шелком. Такие великолепные чулки были в диковинку в Англии. Эта самая пара была на нем, когда его выбросало на берег. Положив на колено лютню, дон Педро несколько раз пытался завязать вежливый разговор. Но все его попытки весьма невежливо пресекались односложными ответами Джерваса. В конце концов дон Педро оставил его в покое и снова обратился к инструменту – чудесной итальянской лютне из черного дерева, инкрустированной слоновой костью. Перебирая пальцами струны, он принялся тихо наигрывать быстрый севильский танец.

Сэр Джервас, пребывавший в состоянии раздражения, при котором все вокруг искажается и видится, как сквозь увеличительное стекло, расценил это как намеренное оскорбление и хитрую форму издевки. Возможно, игривый характер танца способствовал такому заключению. В порыве внезапно охватившего его гнева он выхватил лютню из рук дона Педро.

Темноглазый бледный испанец с изумлением посмотрел на вспыхнувшего от гнева обидчика, и на его лице промелькнула тонкая загадочная улыбка.

– Вы не любите музыку, сэр Джервас? – поинтересовался он спокойно с едва уловимой насмешкой.

– И музыку, и музыкантов, – ответил Джервас.

Испанец все так же невозмутимо, пожалуй, с еще большим интересом смотрел на Джерваса.

– Я слышал, что бывают такие люди, – сказал он, как бы намекая, что впервые видит перед собой подобную особь.

– Любое чувство или его отсутствие я способен понять, даже если оно не вызывает у меня восхищения, но я совсем не понимаю избранный вами способ выражения своих чувств.

Сэр Джервас уже сообразил, что поступил как грубый невоспитанный человек. Он злился на себя еще больше оттого, что ему не удалось заставить дона Педро позабыть про свою слегка пренебрежительную учтивость. Он был готов восхищаться спокойствием, присущим испанцу, рядом с которым он сам по контрасту выглядел неотесанным увальнем. Но это только раздувало в нем ярость.

– Нечего тут мудрствовать, все и так ясно, – заявил Джервас.

– Разумеется, если подобное обращение с безобидной лютней леди Маргарет свидетельствует о сильных недостатках в воспитании, заверяю вас, всякое мудрствование действительно излишне.

– Вы слишком многословны, – парировал Джервас. – Я не собирался повредить лютню.

Испанец распрямил ноги, вздохнул и поднялся с выражением грусти и усталости.

– Так вы не на лютню прогневались? Стало быть, на меня? Вы бросаете мне вызов? Я вас правильно понял?

– Надеюсь, вы не слишком перенапрягли свой ум, пока пришли к этому заключению? – продолжал нападение Джервас. Теперь уже поздно было идти на попятный.

– Пожалуй, это было непросто. Поверьте, непросто. Я не припомню, чтоб чем-нибудь оскорбил вас, я всегда был вежлив с вами…

– Вы сами по себе – оскорбление, – прервал его Джервас. – Мне не нравится ваша физиономия. Эта фатоватая жемчужная серьга оскорбляет мой вкус. И ваша бородка мне отвратительна. Короче говоря, вы – испанец, а я ненавижу испанцев.

Дон Педро вздохнул с улыбкой.

– Наконец-то я все понял. Разумеется, сэр, ваша обида велика. Мне стыдно, что я дал вам повод. Скажите, сэр, чем я могу заслужить вашу благосклонность?

– Своей смертью, – ответил Джервас.

Дон Педро провел рукой по бороде. Он сохранял учтивость и хладнокровие перед разъяренным противником, и каждым словом, в котором сквозили презрение и насмешка, намеренно разжигая его ярость.

– Вы слишком много просите. А вас позабавила бы попытка убить меня? – поинтересовался дон Педро.

– Чертовски, – охотно отозвался Джервас.

Дон Педро поклонился.