— Вроде Свежевателя, Булата и Стальных Когтей? Суровые имена не обязательно понимать буквально. — Фам рассмеялся. — Когда я был восьмилетним принцем, одним из моих титулов был такой: «Властелин и Потрошитель». — Увидев выражение лица Равны, он быстро добавил: — Я в том возрасте вряд ли даже
Равна стала листать последние сообщения. Фам был прав. Мальчик рассказывал ту правду, которую знал, но…
— Я не знаю, как нам играть по-другому. Если мы не будем помогать Булату против резчиков…
— Ага. Мы слишком мало знаем, чтобы делать что-нибудь другое. Что бы там ни было еще, а резчики кажутся реальной угрозой Джефри и кораблю. Я только говорю, что мы должны рассматривать все возможности. И в одном я абсолютно уверен — мы никак не должны проявлять заинтересованность в Контрмере. Если местный народ узнает, как отчаянно она нам нужна, у нас не будет ни одного шанса. И нам надо начать немного врать самим. Булаг говорит о строительстве для нас посадочной площадки — внутри замка. «Внеполосный» никак туда не влезет, но давай подыграем. Скажи Джефри, что мы отделимся от гипердвигателя, как его контейнеровоз. Пусть Булат ставит безвредные капканы… — Он замычал один из своих странных «маршевых» мотивов. — А насчет радио: давай так между прочим поблагодарим за улучшение нашего проекта. Интересно, что они скажут?
Ответ на свой вопрос Фам Нювен получил через три дня. Джефри Олсндот утверждал, что оптимизацию выполнил
— Значит, по простому совпадению у нас на том конце связи оказался Ньютон?
Равна с этим не спорила. Это было невероятное везение, но… Она пересмотрела предыдущие письма. В области языка и общего образования мальчик был для своего возраста вполне обыкновенный. Но иногда, когда ситуация требовала математического озарения — не формальной, выученной математики, — Джефри говорил потрясающие вещи. Некоторые из этих разговоров шли в хороших условиях, когда между вопросом и ответом проходило не больше минуты. Все это выглядело слишком естественно, чтобы быть ложью, которую подозревал Фам Нювен.
Всегда что-то было. Проблемы с разработками для Стальных Когтей, опасения, что злодеи резчики сокрушат господина Булата, беспокойство за неуклонно ухудшающиеся показатели гипердвигателей и шевеление Зон, которые замедляли продвижение корабля. Жизнь попеременно, а то и одновременно, вызывала неверие, страх и тоску. И все же…
Однажды ночью примерно в конце четвертого месяца полета Равна проснулась в каюте, которую теперь делила с Фамом. Может быть, ей что-то снилось, но она не помнила. Только помнила, что не кошмар. В комнате ничего не шумело — ничего, от чего бы она могла проснуться. Рядом с ней в сетке гамака крепко спал Фам. Она подсунула руку ему под спину и нежно притянула к себе. Его дыхание изменилось, он что-то мирно и неразборчиво пробормотал. По мнению Равны, секс в невесомости — совсем не то, что об этом рассказывают, но просто
Равна оглядела тускло освещенную каюту, пытаясь понять, что могло ее разбудить. Может быть, отголосок дневных забот — видят Силы, их было достаточно. Равна устроила свою щеку на плече Фама. Да, все время заботы, но… в чем-то она была более довольна, чем за последние годы. Да, проблем хватало. Положение бедного Джефри. Все люди, погибшие на Страуме и на Ретрансляторах. Зато У нее есть три друга и есть любовь. Запертая в крохотном кораблике, идущем ко Дну, она была меньше одинока, чем за все время после отлета с Сьяндры Кеи. Более чем за всю свою жизнь она могла помочь решать проблемы.
И ей пришло в голову, немного с грустью, что через много лет она будет оглядываться на эти месяцы как на золотое счастливое время.
26