Пламя над бездной

— Именно. И от твоего старого врага мы избавимся раньше, чем начнем игру по высоким ставкам. Но в последних сообщениях двуногих есть что-то странное. Как ты думаешь, много ли они подозревают? Возможно ли, что Амдиджефри говорит им больше, чем мы знаем?

Подобную неуверенность Булат скрывал, пока Тиратект была Свежевателем-В-Ожидании. Она села перед тем, как ответить.

— Ты бы знал ответ, если бы дал себе труд лучше выучить язык двуногих, милый мой Булат, или дал бы мне это сделать.

Зимой Тиратект отчаянно пыталась поговорить с детьми наедине, передать кораблю предупреждение. Сейчас у нее было по этому поводу двоякое мнение. Амдиджефри был так прозрачен, так простодушен. Если бы дети заподозрили Булата в вероломстве, они бы этого не смогли скрыть. А что сделали бы спасатели, узнав, что Булат — негодяй? Тиратект однажды видела звездолет в полете и знала, что даже его приземление может быть страшным оружием. И к тому же…

Если план Булата выгорит, ему добрая воля чужаков не будет нужна.

А вслух Тиратект говорила другое:

— Пока ты можешь продолжать свой великолепный спектакль, тебе этого ребенка бояться нечего. Разве ты не видишь, что он тебя любит?

На миг Булат, казалось, был польщен, но тут же снова вернулась его подозрительность.

— Я не знаю. Амди, кажется, всегда меня поддразнивает, будто разгадал мою игру.

Бедняга Булат. Амдиранифани был величайшим его успехом, и он этого никогда не поймет. В этом единственном Булат превзошел своего Хозяина — он открыл и отшлифовал технику, которой когда-то пользовалась Резчица. Свежеватель посмотрел на своего бывшего ученика почти голодными глазами. Если бы только можно было снова полностью его переделать — страх и кромсающий нож можно было бы сочетать с любовью и преданностью. И то, что получилось бы, заслуживало бы имени Булата. Тиратект пожала плечами:

— Можешь положиться на мое суждение. Если будешь и дальше играть в доброту, оба ребенка будут тебе верны. А насчет сообщений двуногих: я тоже заметил в них некоторую перемену. Кажется, Равна более уверена насчет времени прибытия, но что-то у них там не так. Я не думаю, что они подозревают больше, чем раньше. Кажется, они приняли все из идей Амди насчет «радио», что Джефри предложил от своего имени. Кстати, эта ложь была хорошим ходом. Она должна была потешить их чувство превосходства. На честном поле боя мы, наверное, лучше их — и они об этом догадаться не должны.

— Но отчего они вдруг так напряглись?

Фрагмент пожал плечами:

— Терпение, дорогой мой Булат. Терпение и наблюдение. Может быть, Амдиджефри тоже это заметил. Можешь слегка его натолкнуть на мысль об этом спросить. Мое предположение — что у двуногих есть свои политические проблемы, о которых приходится волноваться. — Он замолчал и повернул к Булату все свои головы. — А твой «источник» у Резчицы — он может там покопаться насчет этого вопроса?

— Может быть, я ему велю. Этот Компьютер у Резчицы — огромное преимущество. — Булат минуту посидел в молчании, нервно жуя губы. Потом резко встряхнулся, будто отгоняя многочисленные угрозы, выползающие из всех углов. — Теневик!

Раздался звук бегущих лап. Приоткрылся люк, и просунулась одна голова Теневика.

— Да, господин?

— Принеси сюда эти радиоприборы. Потом спроси Амдиджефри, может ли он спуститься с нами поговорить.

Эти «радио» были красивыми вещицами. Равна утверждала, что их может изобрести цивилизация лишь чуть более развитая, чем народ Свежевателя. Но поверить в это было трудно. Так много было этапов изготовления, столько непонятных обходных путей. Конечный результат: восемь квадратов темноты размером в один ярд. В странном материале сверкали искорки золота и серебра. Но в этом по крайней мере не было тайны: часть серебра и золота Свежевателя ушла на изготовление.

Пришел Амдиджефри. Они метались по главному полу, тыкались в радио, кричали что-то Булату и Фрагменту Свежевателя. Иногда трудно было поверить, что на самом деле это не одна стая, что Двуногий — не один из ее элементов. Они держались друг за друга, как это делает единая стая. Больше, чем в половине случаев на вопросы, обращенные к Двуногому, отвечал Амди раньше, чем Джефри мог бы вставить слово, и при этом он использовал местоимение «я-стая» для обозначения их обоих.

Но сегодня, кажется, у них было какое-то несогласие.

— Милый господин Булат, можно мне его испытать, ну пожалуйста, господин Булат!

Джефри протрещал что-то по-самнорски. Когда Амди не стал переводить, он повторил то же самое медленнее, обращаясь непосредственно к Булату:

— Нет. Это (что-то) опасно. Амди (что-то) и еще маленький. И к тому же время (что-то) не позволяет.

Свежеватель напрягся, пытаясь уловить смысл. Проклятье. Рано или поздно незнание языка двуногих им выйдет боком.

Булат выслушал человека, потом издал великолепный вздох терпения.

— Амди, Джефри, прошу вас, успокойтесь. В чем дело?

Когда он говорил по-самнорски, Фрагмент Свежевателя понимал больше, чем в речи человеческого детеныша.

Амди возбужденно затараторил: