Пламя над бездной

Волна накатила на них, погружая в глубину. Вниз, от света Перехода. Там, снаружи, снова сияет солнце мира Стальных Когтей, но в разуме Фама Нювена все закрывалось, и ощущения сводились к тому, что могут видеть глаза и слышать уши. Контрмера медленно уползала в небытие, выполнив свое задание без единой сознательной мысли. Призрак Старика продержался чуть дольше, сжимаясь и отступая вместе с отливом способности мыслить. Но он не мешал самосознанию Фама быть. В первый и последний раз он не отталкивал его в сторону. В первый и последний раз он нежно поглаживал разум Фама по поверхности, как человек гладит верного пса.

«Скорее ты храбрый волк, Фам Нювен».

Считанные секунды оставались до полного погружения в глубины, где умрут навеки утонувшие тела Фама Нювена и Контрмеры, где гаснет любая мысль. Воспоминания ускользали. Призрак Старика отступил в сторону, открывая верное знание, которое он все это время прятал.

«Да, я построил тебя из нескольких тел на мусорной свалке Ретрансляторов. Но оживить я мог лишь один разум и один набор воспоминаний. Сильный и храбрый волк настолько сильный, что никогда бы я не смог тобой править, не погрузив сперва в сомнение…»

Где-то падали барьеры — финальное освобождение от контроля Старика, или его последний дар. Теперь не важно было, что это, ибо, что бы ни сказал призрак, истина была очевидна Фаму Нювену и ничто не могло ее опровергнуть.

Канберра, Синди, столетия полетов с Кенг Хо, последний рейс «Дикого гуся». Все было настоящим.

Фам поднял глаза на Равну. Она так много сделала. Она так много вытерпела. И даже не веря, она любила.

«Все хорошо, все хорошо, — хотел он сказать. Пытался коснуться ее рассказать ей. — Равна, Равна, я настоящий!»

Потом глубина навалилась на него всем своим весом, и не было больше ни знания, ни мыслей.

А в дверь опять колотили. Равна слышала, как Странник пошел открывать. В щелку ударил свет, и возбужденный голос Джефри завопил:

— Солнце вернулось! Солнце вернулось! Эй, почему у вас так темно?

Голос Странника:

— Эта вещь, которой Фам помогал — ее свет погас.

— Господи, вы что, главный свет выключили? — Люк открылся до конца, и просунулась голова мальчишки и несколько щенков. Они перебрались через порог, за ними девочка. — Да вот же выключатель! Видите?

И на закругленные стены лег мягкий белый свет. Все было так обычно, так по-человечески, кроме…

Джефри застыл неподвижно, глаза его расширились, он зажал рот рукой и повернулся ухватиться за сестру.

— Что это? — донесся его голос от люка.

Сейчас Равна хотела бы ослепнуть. Она упала на колени, тихо позвала: «Фам?» — и знала, что ответа не услышит. То, что осталось от Фама Нювена, лежало посреди Контрмеры. Она больше не светилась. Ее границы стали темными и тупыми. Больше всего она была похожа на источенное червями дерево… но дерево, охватившее лежавшего среди него человека и проросшее его насквозь. Не было ни крови, ни обугленности. Там, где нити пронзили человека, остались пепельные пятна, и плоть слилась с этими нитями.

Рядом с ней стоял Странник, и его носы почти касались застывшей фигуры. В воздухе все еще висел тот едкий запах. Это был запах смерти, но не просто гниющей плоти — то, что умерло здесь, было не только плотью, но и чем-то еще.

Равна взглянула на наручный компьютер. Дисплей превратился в набор буквенно-цифровых строк. Обнаружение гипердвигателей не работало. Индикация обстановки с — «Внеполосного» указывала на трудности контроля высоты. Они были глубоко в Медленной Зоне, вне досягаемости любой помощи, вне досягаемости флота Погибели. Равна посмотрела на лицо Фама:

— Ты это сделал, Фам. На самом деле сделал.

Эти слова она сказала про себя.

Дуги и петли Контрмеры стали хрупкими и рассыпчатыми. И тело Фама Нювена было с ними одним целым. Как разбить эти дуги, не разбив?..

Странник и Джоанна бережно вывели Равну из грузового трюма. Следующие несколько минут она не помнила, не помнила, как выносили тело. И Синяя Раковина, и Фам были разрушены так, что нельзя было и думать о восстановлении.

Потом они ее оставили. Не от недостатка сочувствия, но потому, что слишком много дел требовали неотложного внимания. Были раненые. Была возможность контрнападения. Было замешательство и необходимость наводить порядок.

Но Равна этого почти не заметила. Для нее закончился нескончаемый отчаянный бег, и вместе с ним кончились все силы.

Наверное, Равна просидела так почти весь остаток дня, погруженная в горе и бездумье, не замечая песню моря, которую слушала вместе с ней по компьютеру Зеленый Стебель. Потом она заметила, что не одна. Кроме Зеленого Стебля, рядом с ней сидел мальчик, окруженный щенятами, и молчал.

Эпилоги