Пламя над тундрой

Кто-то нагрел руки на новой золотой лихорадке, но протрезвление наступило быстро. Золото было, но встречалось в таких мизерных долях и доставалось с таким трудом, что лихорадка схлынула быстрее, чем Появилась, оставив после себя, как половодье, сор на берегах, неудачников, голодных и полураздетых людей с их разбитыми надеждами разбогатеть. Кто мог — выбрался с Чукотки, проклиная тот час, когда ринулся в погоню за золотом, другие остались, кое-как влача жалкое существование. Виттенберг и Микаэла еще надеются найти золото. Мартинсону было известно, что они расспрашивают местных жителей о золоте, берут пробы породы, но это не мешает им с успехом выменивать у туземцев пушнину, соперничая с Мартинсоном. Свенсон уже не раз говорил, что надо вытеснить конкурентов. Но как? Свенсон надеялся на коммерческое чутье американца. И вот выход, кажется, подсказывает «чутье» Аренкау. План его прост, легко осуществим. Он обещает дать хороший доход и причинить неприятность конкуренту. Сейчас все купцы готовятся к зиме — заготавливают товары, которые будут обменивать на пушнину. К кому из них пойдут охотники? Тут силой не затащишь. Аренкау предлагает интересную комбинацию. Мартинсон даст ему товары, которые Аренкау увезет в тундру и раздаст в кредит охотникам, особенно тем, кто в долгу у купца Малкова из Усть-Белой, у Черепахина, Виттенберга, у богатеев оленеводов Тейтелькуте и Гемауге. Их должники, конечно, нуждаются в товарах и станут брать в долг с обязательством расплатиться раньше, чем со своими старыми кредиторами. Мартинсону не надо будет заботиться о том, чтобы собирать долги, Аренкау это берет на себя, но просит, чтобы Мартинсон не вел торговлю через его голову с охотниками и за его посредничество платил бы товарами.

— Сколько? — отрывисто спросил Мартинсон. — У этого собачьего сына американская хватка.

Аренкау долго думал. Он сидел неподвижно и очень мало пил, хотя Мартинсон часто предлагал осушить кружки. «У этого чукчи деловая голова», — сказал себе Мартинсон и впервые подумал о том, что он очень плохо знает этих людей. «Считаем их за животных, а они могут прилично торговать». Предложение Аренкау немного уязвило его. Почему эта мысль не пришла ему? Впрочем, предложение Аренкау можно будет выдать Свенсону за свое, за проявление «здорового коммерческого американского чутья».

Когда же захмелевший Агафопод перевел ответ Аренкау, Мартинсон от удивления присвистнул:

— О-о! Скажите ему, что это слишком много.

Начался торг. Агафопод все чаще прикладывался к кружке. Когда Аренкау и Мартинсон наконец заключили союз, священник был изрядно пьян. Американец посоветовал ему идти домой и проспаться. Поп долго смотрел на американца осоловелыми глазами, потом закричал:

— Иуда из Кариота! Закупил души невинных самоедов! Заплатил тридцать сребренников!

Мартинсон не на шутку испугался. Если поп выболтает о их переговорах с Аренкау, то не только сорвется задуманная коммерческая операция, но подорвется и авторитет фактории Свенсона.

— Идите спать! — Мартинсон взял за руку Агафопода, но тот легким движением руки откинул от себя американца. Поднял над головой крест:

— Предам анафеме! — Успевшие высохнуть волосы Агафопода торчали в беспорядке, лицо налилось кровью, а глаза с хмельной бессмысленной яростью перебегали с Аренкау на Мартинсона. Чукча со страхом следил за священником, не понимая причины его возмущения. Несмотря на свою хитрость и ум, он все же побаивался и своих и русских шаманов. Русские даже, по его мнению, куда опаснее. Недаром же на кресте попа вырезана обнаженная фигура человека с прибитыми ногами и руками. Аренкау на секунду представил себя на месте Христа и, сорвавшись с табуретки, опрокинув ее, бросился в соседнюю комнату. Агафопод загремел ему вслед:

— Бежишь, язычник!

— Успокойтесь, — Мартинсон поднес Агафоподу почти полную кружку, но тот резко отвел ее от себя, и жидкость выплеснулась на американца.

— Бойтесь данайцев, дары приносящих!

Мартинсон разозлился не на шутку и схватил священника за руку:

— Замолчите и ложитесь тут у меня!

— Пшел ты к псу под хвост! — закричал Агафопод и, захохотав, выскочил на крыльцо. Когда его огромная фигура появилась в дверях, Гэматагин и Кальтэк — пастухи Аренкау — присели за поленницей дров. Агафопод несколько секунд постоял, придерживаясь за косяк. Свежий воздух подействовал на него отрезвляюще. Поп осмотрелся, стараясь сообразить, где он и что с ним происходит, и как бы забыл о своем негодовании сделкой Мартинсона и Аренкау. Он почувствовал прилив радости, раскинул руки:

— Благодать-то какая!

Мартинсон попытался втащить Агафопода в дом, но тот отшвырнул его огромной ладонью, добродушно произнес:

— Изыди! — и зашагал от фактории.

Попа бросало из стороны в сторону, он что-то бормотал, кому-то грозил пальцем, а потом вскинул всклокоченную голову и во всю мощь своей широкой груди запел:

В нашем саде, в самом заде.
Вся трава помятая…