«Что делать? Где взять нужные препараты?»
Внезапно Марна, до того спокойно смотрящая на пациентку, бросилась к столу и схватила с него первый попавшийся клочок бумаги.
— Что случилось? — спросила Дезире.
— Здесь рядом есть законсервированный исследовательский институт. Завтра рано утром в него отправляют экспедицию. Возможно, там найдётся то, что нам нужно. Нельзя упускать этот шанс. Я напишу всё, что может тебе помочь, и отдам список Кэру, он тоже идёт. Этот невоспитанный грубиян умеет быть редкостной сволочью, но он образован и умён. Этого у него не отнять. Я уверена, он сможет достать лекарство, если оно там есть.
Дезире подскочила на стуле.
— Я бы ему не доверила туалет чистить! — прошипела она. — Это мои глаза, и я сама должна за них бороться. Я пойду с ними!
Марна взглянула на неё, как на сумасшедшую.
Кэр хорошо подготовился к разговору со старостой. Пока длилось собрание, эрсати в одиночестве шатался по плохо освещённым коридорам завода. Он осознанно накручивал себя, перебирал в голове услышанное недавно, взвешивал все плюсы и минусы предстоящей экспедиции. Минусов оказалось больше. И дело было не в простом нежелании идти — повседневные заботы его убивали — Кэра преследовало необъяснимое чувство беспокойства. Ему казалось, что там, в недрах института, есть что-то такое, чего не стоит видеть, касаться и вообще знать о нём. Какая-то смутная тревога — ничего больше. Никогда ранее с ним такого не случалось, а подобных вылазок за годы скитаний набралось немало.
В конце концов, эрсати извёл себя до такой степени, что в обжитых коридорах завода ему начали видеться тени и слышаться звуки, которых там не могло быть.
— Всё, приехали, — почесав затылок, вслух произнёс Кэр.
Скопившийся негатив требовал выхода, но, как назло, никто на пути эрсати не попался до самого кабинета старейшины. Пинать стены и всякий мусор было не интересно и не могло принести успокоения.
Он злился на старосту с его постоянными наставлениями и поучениями. Злился на жителей общины — всех без исключения. Они напоминали ему копошащихся муравьёв. Но не трудолюбием и дисциплиной, а неимением собственного голоса и достойных желаний. Их предел — поплотнее набить живот, поудобнее поспать да по-быстрому перепихнуться. Даже такое понятие, как любовь, — стало крайне редким. Каждодневные заботы и труд отнимали все силы, почти ничего не оставляя на чувства. А ведь когда-то даже человеческая раса, приходилось отдать ей должное, далеко продвинулась не только в технических областях, но и духовных. Многие произведения искусства восхитили даже эрсати, известных своей утончённостью. А что теперь? Вырождающийся сброд, мало помнящий о своём прошлом.
Озлобленный и готовый разорвать любого, кого встретит на пути, Кэр приблизился к комнате старосты. Он даже не посчитал нужным замедлить шаг, без лишних церемоний толкнул ногой дверь. Та со скрипом отлетела в сторону и врезалась в стену. Раздался грохот, послышался шелест падающей штукатурки. Дверь тут же начала путь обратно, повинуясь натяжению ржавой пружины. Но эрсати уже вошёл.
До войны комната служила местом отдыха работников завода, а теперь одновременно была и жилым помещением, и рабочим кабинетом. Небольшой круглый стол в центре, несколько стульев, покрытый залатанным покрывалом узкий диван, пара вместительных шкафов — вот и вся нехитрая обстановка. Теперь здесь проводились совещания, в которых принимало участие всего несколько человек. Каждый из них отвечал за строго определённую сферу деятельности общины, как то: за обеспечение питанием, за оборону, медицину и другие. Здесь принималось большинство животрепещущих решений, которые потом доводились до рядовых жителей.
— Потрудись впредь быть осторожнее с тем, к чему ты с пользой и пальцем не прикоснулся, — произнёс староста и медленно оторвал взгляд от окна. — Садись.
Кэра всегда смешила эта привычка людей — часами рассматривать за окном останки собственного мира. Хотя, можно сказать, — уже чужого. Ещё каких-то двести лет назад — да, это был исконный мир человека, семимильными шагами движущегося к своему триумфу над законами бытия. И вот каким этот триумф оказался на вкус…
Горечь от содеянного, наверное, ещё очень нескоро покинет сознание прежних хозяев планеты. Даже пришлым расам, когда те подняли взгляд на изуродованную после бомбёжек и затухания всё уничтожающих заклинаний Землю, стало нестерпимо больно. Для многих из них этот новый мир успел стать родным домом. И практически в одночасье дом превратился в кучку жалких догорающих обломков — заражённых и искорёженных.
«Бред! Попахивает каким-то некрофилизмом, — думал эрсати. Для него это было сродни тому, что мать смотрит на труп недавно рождённого ею ребёнка и хмурится, натужно сопит, пытается найти в этом зрелище скрытый смысл. Да ещё и тычет окружающим, старательно навязывая своё мнение о том, что малыш не умер, а спит. Цепляются за мёртвое, изгнившее прошлое. Что может быть противнее?»