Крестьянин представил себе картину происшедшей здесь бойни.
Зингарец ночью, о чем свидетельствует относительно теплая одежда, вышел в поле. Но не успел он приступить к своему грязному делу, как его обстреляли лучники.
Наверное, они его с кем-то перепутали. Другого объяснения Силий не находил.
Но с кем они спутали вора? И не бродят ли где-то здесь неподалеку эти неведомые стрелки, готовые перепутать с кем-нибудь и его самого?
«Почему лучники не забрали такие хорошие стрелы? — мысленно удивился крестьянин. — Может, они решили отыскать их при свете солнца? В темноте все-таки найти сложно. Если так, тогда они вернутся!..»
Эта последняя мысль Силию очень не понравилась. Он неуверенно наклонился к длинной стреле, которая даже после того, как вонзилась в землю, сравнялась по высоте с колосками.
Внезапно послышался короткий свист, и перед расширившимися от страха глазами крестьянина в землю вонзилась еще одна стрела.
В дверь тихо постучали. Конан не успел сказать ни слова. Просперо, как обычно, стучал исключительно из привычно аристократических побуждений. Поэтому, исполнив ритуал, тут же распахнул тяжелую дверь королевской опочивальни и вошел внутрь.
— Готов к подвигам? — усмехнулся он, глядя на заспанного короля.
Конан протер глаза огромными кулачищами и, почесав щетину, затянувшую пол-лица, удивленно посмотрел на друга.
— Не рановато ли для подвигов? — осведомился он, нехотя отбросил ногами пушистое одеяло и медленно поднялся на ноги. В голове что-то хрустело и вяло потрескивало, словно умирающий костер. В висках болезненно пульсировали раскаленные угольки, каждым ударом затуманивая воспаленное зрение.
Киммериец некоторое время тщетно пытался расшевелить отекшие мозги.
— Вчера был праздник, — неуверенно сказал он, вспоминая отрывки громких мелодий и столы, ломящиеся от выпивки и яств.
— У тебя великолепная память! — улыбнулся Просперо. — А что ты еще помнишь?
— Хм-м...
— Говорил же, не пей столько. Последний кувшин явно был лишним.
— А в честь чего праздник? — осторожно спросил король Аквилонии, мысленно проклиная дремлющую память.
— Услышал бы тебя сейчас Эпимитреус, — покачал головой Просперо.
— При чем здесь жрец? Неужели я был настолько пьян, что...
— Нет, святыни ты не осквернял. Не успел. Заснул как раз тогда, когда принялся рассказывать о вашей пьянке с Эпимитреусом на горе Голамайра. Ну что, вспомнил, в честь чего ты закатил праздник?
Киммериец кивнул. Головная боль понемногу утихала.
— Победа над слугой Сета. Нелегкая победа, я тебе скажу... Скажи-ка, а мой новый меч уже готов?
— Наконец-то ты станешь похожим на самого себя, — улыбнулся Просперо. — Твое новое оружие проходит испытание в королевских кузнях. К слову, тот обломок твоего старого меча, благословенный самим Эпимитреусом, я поместил в дворцовое хранилище редкостей. Пусть потомки поглядят на оружие легендарного предка, которым тот убил могущественного слугу Сета.
— Потомки? — кисло усмехнулся Конан, наматывая набедренную повязку, расшитую жемчугами и драгоценными камнями. Он все еще не мог от нее отвыкнуть. Да и не хотел скрывать свою невероятную мускулатуру. — Надо еще удержать эту проклятую власть, которую хотят отобрать все, кому не лень.
— После нескольких неудачных заговоров твой авторитет в народе окреп. Ты показал себя сильным. Народ это любит!
Киммериец недовольно посмотрел на пустующие ножны. Без меча он чувствовал себя совсем скверно.
— Я уже давно, еще в Киммерии, понял, что простые люди любят сильных правителей. Да вот беда: яд в бокал сыпет не народ... Все-таки хорошо, что ты так быстро вернулся из Немедии.
— Я повернул своих людей назад, в Тарантию, в тот же миг, когда понял, что неспроста кто-то пытается отделить от тебя верных людей. Да, кто бы мог подумать, что Аскаланте, бывший граф Туны, будет стоять во главе заговора? Больмано, Дион, Громель — еще куда ни шло. Но Аскаланте?!
— Ты забыл Ринальдо, — скривился киммериец. — Поэт неплохо расписался своим острым пером на моем боку.
— Да, к сожалению, мы с Троцеро не успели предотвратить покушение на твою жизнь.
— Зато как мы отпраздновали победу! — усмехнулся король.
Несколько мгновений Силий потратил на размышления. Опасно долгие размышления. И только потом сделал шаг в сторону.
Воздух высвистал очередную стрелу, которая тут же воткнулась в землю в том месте, где только что стоял крестьянин. Рядом с ней вонзилась еще одна, пролетев возле самого уха.
Силий побежал. Быстро, как никогда не бегал даже на ежегодном деревенском состязании. Округлившиеся глаза, застланные пеленой страха, сразу же потеряли тропу. Только слух многочисленными посвистами напоминал крестьянину причину и надобность бега. Колоски легко ломались под отчаянным натиском мчащегося человека, похрустывая в унисон со взбесившимся сердцем. Зерна пшеницы разлетались во все стороны, осыпая бегуна щедрым дождем.
Силий бежал. Он не видел, как десятки стрел втыкались в землю за его спиной. Но неожиданно обострившийся слух улавливал частые щелчки тетивы, не допуская даже мысли об отдыхе.