Пламя зимы

Я помню странное ощущение чего-то, что происходило с моим лицом. Потом поняла, что улыбалась. Как давно это было, когда я улыбалась в последний раз!.. Я смогла это сделать только сейчас, когда у меня опять появилась цель. Это еще не была улыбка удовлетворения, а только что-то напоминавшее радость. Я встала на колени у сундука, молясь, чтобы он не был заперт, и, вцепившись в гравировку на крышке, открыла его еще до того, как закончила молитву. Хотелось хватать эти вещи и швырять их на пол, но надо было заставлять себя брать их и аккуратно складывать. Я ожидала здесь обнаружить такой же кавардак, как в сундуках моего отца и братьев, в которых довольно часто наводила порядок, но здесь каждая рубашка, каждый мундир, каждая пара панталон была сложена и лежала на месте, даже то, что было порвано и неуклюже зашито – без сомнения, рукой мужчины, у которого не было женщины, чтобы чинить его одежду, опять испытала жалость к нему. И не знаю почему, но в этом неумелом зашивании и аккуратном складывании почувствовалось его одиночество.

Я прогнала жалость, проклиная его низкое происхождение, которое заставило меня перебирать содержимое сундука так аккуратно, хотя меня могли прервать в любой момент. Без дальнейших церемоний я достала изящное платье, которое он надевал на свадьбу, потом был ряд простых строгих камзолов и чулок, похожих на те, что он надел этим утром, и в конце концов я дошла до испачканной кожаной одежды, которая должна была быть охотничьим костюмом. Под ним лежало то, что я искала.

Нож оказался большим, с широким, кривым лезвием, и мне трудно было засунуть его в рукав. Он был очень острым. Засовывая его в рукав, я в нескольких местах разрезала себе одежду. Чтобы никто не догадался, что у меня в рукаве что-то спрятано, я понадежнее замаскировала нож верхним длинным и широким рукавом. Теперь главное было не забыть о том и не высунуть его случайно. Сложив одежду на место, я закрыла крышку и не могла не увидеть узор, украшавший ее, образовав слово Бруно. Я отвела глаза в сторону и поспешила туда, где стояла до того, как вышел мой сторожевой пес. Вскоре женщина вернулась со служанкой, которая принесла чистую простыню. Я не осталась для того, чтобы посмотреть, как комнату приведут в порядок, а вернулась в королевские покои.

Остаток дня тянулся долго. Мне с трудом удавалось притворяться, что я не слышу или не понимаю, что мне говорят. Я больше ни о чем не могла думать, кроме того, что должна сделать именно этой ночью. Тяжесть ножа в рукаве делала мою цель реальной и не позволяла ни на секунду забывать о ней. Были моменты, когда ликование поднималось у меня в груди: о, как я отомщу за осквернение Улля и моего тела, как я напрочь отрежу этого любимчика от короля, который был папиным врагом, – отрежу навсегда, как отрезаны были от меня мой отец и мой брат.

Но пока радость от предстоящей мести не должна быть такой явной и сильной.

Я не очень боялась, потому что все кроме жизни, было уже у меня отнято – у меня не было ни семьи, ни земель, и даже мое тело было отдано врагу, – а короткий миг страданий дал бы мне покой и навсегда соединил бы меня с моим отцом. Но почему-то содержимое сундука Бруно – не безымянного врага, а человека по имени Бруно – продолжало представать перед моими глазами. Вновь и вновь я видела эту починенную и аккуратно сложенную одежду, и слезы начинали щипать мои глаза при мысли о том, что руки, с такой терпеливой заботой ухаживавшие за этими вещами, больше никогда не дотронутся до них.

Тем не менее день прошел, и в конце концов я была избавлена от того, чтобы сидеть рядом с мужчиной по имени Бруно как во время обеда, так и во время ужина. Обычно королева обедала в большом зале, но на этот раз, поскольку король в трапезе не участвовал, ужин для королевы и придворных дам был накрыт отдельно в зале королевы. С трудом проглотив еду, я поднялась и пошла по направлению к двери. Как и раньше, меня сопровождала дама. Она спросила, куда бы я хотела пойти, и я, сделав нужную паузу, очень медленно ответила:

– В мою спальню, в постель.

Этот ответ вызвал немало веселья и несколько грубых шуток по поводу того, что даже у слабоумной хватило ума, чтобы так быстро познать плотские наслаждения, и что я, без сомнения, буду спать менее беспокойно теперь, когда у меня есть муж. Полагаю, я должна была ожидать этого; я знала о замужестве и о сексе, и о сопутствующих им тайных поддразниваниях, но мой случай был настолько особенным, что такое не приходило мне на ум. Я подняла голову, чтобы огрызнуться, но, к счастью, мой взгляд поймал лицо королевы, и я увидела, что улыбка * блиставшая на ее губах, не отражалась в ее глазах. Она кивнула, как бы соглашаясь с шутками, но тут же приказала той же самой женщине, которая сопровождала меня ранее, пойти со мной и найти служанку, чтобы та помогла мне раздеться и посидела возле меня, пока я не засну.