Я извинился за нашу брачную ночь и пытался убедить ее, что это было необходимость. Не знаю, поверила ли она моим заверениям, потому что, когда я встал, чтобы зажечь свечи, я был несколько возбужден ее видом. Я накинул тунику, чтобы она не судила о моих мыслях по моему возбужденному виду. Я заверил ее, что желание никогда не сломает моей воли. Но я сомневаюсь, поверила ли она мне: женщины никогда не верят. И я должен признать, что с жизнью и огнем в глазах она выглядела куда более привлекательной, чем мне показалось вначале, хотя и была крупнее и темнее женщин моего вкуса.
Да, несмотря на темный цвет волос, который я никогда не любил у женщин, она была очень красива. И я должен был несколько раз напомнить себе, что она пыталась убить меня. Я встретился с ней взглядом и понял, что это не последняя попытка, а у мужа нет возможности защитить себя от жены, жаждущей его смерти.
Разумеется, она понимает: ее жизнь будет загублена, если она убьет меня. Но похоже, она не боится возмездия, а значит, убьет меня рано или поздно, если я, конечно, не ' покалечу ее и или не запру в темницу.
Потом я подумал, что она ненавидит меня за взятие Улля. Я первый ворвался туда, и она винит меня в потере своих земель. Это, конечно, неразумно. Король приказал взять поместье, и если бы не я руководил атакой, то это сделал бы кто-нибудь другой. В любом случае Улль был бы отнят у нее. Я объяснил ей это после того, как сказал, что хотел бы спать ночью, не опасаясь получить нож в спину. Но я вовремя остановился. Я надеюсь, что она не заметила блеска пота, проступившего на моей коже, когда я осознал ошибку, которую чуть было не сделал.
Как вспышка молнии над полем боя высвечивает каждую деталь, вся картина событий со всеми подробностями прояснилась у меня в голове. Внезапно я понял, почему королева решила, что я единственный подходящий человек на роль мужа Мелюзины. Меня выбрали потому, что я был в центре ненависти Мелюзины, и, пока она ненавидит меня, надеялась королева, она не обернет свою ненависть против короля. Но почему же тогда королева не избавилась от нее, если считала ее опасной? Возможно, потому, что девушка нравилась королю; он не верил в ее болезнь и разозлился бы, узнав, что ей причинили какой-то вред. А может быть, и потому, что Мод не была до конца уверена, что Мелюзина действительно опасна. Вероятно, королева надеялась, что если Мелюзина набросится на меня, то я убью ее в гневе или защищая себя. Если так, то Мод недооценила меня. Несмотря на мое восхищение королевой, я знал, что она не очень-то щепетильна в вопросах, касающихся благополучия Стефана. Но я не буду делать ее грязную работу.
Но потом, когда я понял суть проблемы, я нашел ее решение. Поскольку Мелюзина ненавидит меня, потому что винит в потере Улля, то, наверное, мы сможем жить в мире, если пообещать сделать все от меня зависящее, чтобы вернуть ей земли. Но почему это должен сделать я? Я не мог допустить, чтобы вопреки моей цели охладить ее ненависть к королю и это чувство сделалось главным в ее жизни.
Пока все эти мысли роились у меня в голове, мой взгляд остановился на лице Мелюзины. Краска, появившаяся на ее щеках, когда я сказал, что мы – муж и жена и должны научиться жить вместе, напомнила мне, что у нее может быть еще одна причина ненавидеть меня. Она, леди по происхождению, вполне может оскорбиться тем, что ее «ставили выйти замуж за безземельного сына путаны. И уж, конечно, может подумать, что я хочу использовать эту женитьбу, чтобы добыть себе земли.
Я попытался мягко изложить ей свое предложение, отметив, что без меня у нее нет никаких шансов вернуть себе земли. Я заметил также, что только я как любимец короля, могу помочь ей в этом. Надеюсь, она поняла, что и Стефан, и я одинаково заинтересованы в достижении ее цели и не должны быть предметами ненависти. При этом я напомнил, что если мне удастся вернуть ей ее земли, то я не позволю ей использовать их для изменнической деятельности. Впрочем, это меня не особенно волновало: женщины не интересуются политикой, пока она вплотную не коснется их интересов.
Если бы Мелюзина согласилась на мои предложения сразу, то это вызвало бы у меня серьезные сомнения насчет того, поняла ли и приняла ли она всерьез то, что я сказал. Но она несколько долгих для меня минут серьезно обдумывала мои слова, остановив свой взгляд на моем лице, будто хотела прочитать мои мысли. И только потом медленно протянула мне руку и объявила:
– Перемирие.
Я понял, что она действительно согласилась на перемирие и, пожав ей руку, заверил:
– Мы оба выиграем от этого. Потом я, подумав, добавил:
– Но я должен напомнить тебе, что достижение нашей цели займет много времени. Я надеюсь, ты не думаешь, что я верну тебе земли через день?
– Я не дура, – сказала она, сверкнув глазами.
Я рассмеялся, напомнив ей, что она как раз и намеревалась продолжать притворяться дурочкой.
– Ты чуть не поставила себя в трудное положение, притворяясь слабоумной.