ПЛАН «Б»

«Все пройдет», — сказал еврейский мудрец Соломон, подразумевая царские горести и тщетность бренного бытия. И добавил уничижительно: «И это!» Сначала у Таты иссякли силы терпеть беду, затем — само терпение, а потом и беда пошла на убыль. Явилась весна с авитаминозом, половыми бурями и цветением садов. Затем первой жарой угостил июнь.

— Куда поедем отдыхать? — полюбопытствовал ИМ, — и когда?

Колдовство теряло силу в начале августа, поэтому Тата ответила:

— Давай в сентябре.

— Что за блажь? — удивился ИМ. — Зачем сидеть летом в городе?

— Пожалуйста…

Чары иссякали и ИМ уступил. Он по-прежнему, пылал страстью, как самовар, «топтал», как петух, не помышляя об изменениях. Они сами вошли в жизнь.

Тата с холодным любопытством прирожденного естествоиспытателя наблюдала за процессом. ИМ случайно встретил на выставке подругу своей бывшей возлюбленной.

— Как она? — спросил для проформы. Шел июль. Кроме Таты женщин на земле не существовало.

— Плохо! Очень плохо! Какая же ты скотина!

— Я?

— Ну, не я!

Выяснилось, что после его внезапного ухода возлюбленная сделала аборт, месяц лежала в больнице, осталась без работы и очень бедствует.

— Не может быть! — Мир, теплый и розовый, состоящий из Татиного тела и постоянного упоения, дал первую трещину.

— Козел! — резюмировала собеседница и ушла прочь. — Сволочь!

Вечером, как человек порядочный, ИМ рассказал Тате о встрече.

— Ты бы ее проведал, помог… — странное предложение для любящей женщины? Но июль-то перевалил за середину.

ИМ накупил всякой снеди и отправился по почти забытому адресу. Дверь открыла мать.

— Я ничего не знал, — сообщил ИМ вместо «здравствуйте».

— Зачем явился?

— Она…дома?

— Нет.

— Можно я подожду.

— Проходи.

За чаем события прошедшего года высветились нелицеприятными подробностями.

— …чуть не умерла. Отравиться пыталась. Не отходила от нее ни на шаг…

— А где сейчас?

— Работает.

— Так поздно?

— Трудно жить-то.

Хлопнула дверь.

— Мама, я картошку купила… Ты!

Он подошел, забрал из рук сумки, не зная, куда девать, посмотрел растерянно по сторонам.

— Уходи, — услышал? почувствовал? неуверенный шепот.

— Прости меня! — он за этим и явился. Извиниться, грех с души снять, помочь деньгами. Милое лицо утопало в следах печали. Глаза полнились болью. Он смотрел, как воду в пустыне пил. Глаза, губы — он их любил? Сердце защемило — любит! Волосы на подушке, руки на плечах, вкус поцелуя, как он мог обходиться без всего? Зачем?

— Родная моя…

Рушились чары. Словно извержение вулкана, разливалась огненная лава-любовь. Пепел забвения усыпал прожитые месяцы. Мнимое уходило. Оставалось настоящее. Чувство.

В тот вечер ИМ был сам не свой. Кругом, перед всеми виноват! Предатель. Дважды предатель. Занимался любовью, не в пример прежнему, без пыла, по обязанности. Мысли витали далеко, тянулись к другой.

К ней и явился через два дня. Букетище, полная сумка еды…

— Скажи хоть слово!

Прежняя любимая ответила:

— Нет!

— Я спать не могу! Есть! Жить! Возьми меня обратно!

— Нет, нет, нет! — и на грудь бросилась, сдаваться. Намучилась достаточно, хватит.

Три дня ИМ пожил на два дома. Ровно в срок объявил:

— Тата, прости, я люблю другую!

Первые слова о любви за год.

— Иди, милый! Счастья тебе, — Тата отпустила ИМ с миром и, не успев нарадоваться свободе, окунулась с головой в черную тьму депрессии.

Глава 5. Исступление — Искушение — Изменения

Исполнение мечты чревато тем, что на смену накалу нетерпения приходит пустота исполнения. И тогда жить становиться не зачем.

С Татой так и произошло. Цель — освободиться от ИМ, как спасительный круг держала на плаву долгие и тяжелые месяцы. Но едва идеальный мужчина скрылся из виду, она принялась тонуть. Сил сопротивляться не было. Желания тоже. Погрузившись в тупое оцепенение, Тата слонялась по пустой квартире, валялась на диване, разглядывая потолок. Сердце тупо ныло, пальцы дрожали, плакать хотелось непрестанно.

Вдоволь настрадавшись, как-то поутру она сказала себе: «Хватит! Пора завязывать с соплями! Надо жить дальше. Сколько можно…И вообще, волшебница я или где? Не желаю быть рабой обстоятельств. Хочу обрести покой!»

В то же мгновение душу накрыло равновесие. Ни боли, ни горя, ни тревог. Благодать. Но передышка оказалась недолгой. Депрессия вернулась через день. Пришлось снова применить магию. И снова. И снова. Наконец, стало ясно: чары не помогают.

В полном унынии Тата отправилась к бабушке. Кладбище утопало в тишине. В этот день лишь ветер шуршал по земле увядшими листьями, да птицы на деревьях пели свои песни. Тата шла, потупив глаза, стараясь не смотреть на каменные плиты — свидетельства о смерти; не замечать кресты — печати о печали. Она старалась не думать о бренности человеческого бытия, затаившегося в прочерке, противопоставляющем две даты. И все же смотрела, думала, вытирала украдкой слезы.

— Бабушка, — позвала Тата, придя на место. — Бабушка! — повторила грустно.

«Что тебе?» — отозвался родной голос.

— Мне плохо.

«Терпи, моя девочка. Жизнь бывает разной».

— Мне очень плохо.

«Пройдет».