План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945

Тем временем Гитлер продолжал прощупывать мнения полевых командиров, через Шмундта и его адъютантский штаб. Выявилось одно удивительное исключение из того единодушия, которое, по словам Цейцлера, якобы сложилось. Модель, который должен был командовать 9-й армией под началом Клюге, доложил, что у него очень большие сомнения относительно перспектив операции. Воздушная разведка и дозоры показывали, русские не сомневаются в том, где и как немцы нанесут удар, и что они энергично готовятся встретить его. На это сторонники Цейцлера отвечали изменением аргумента. Если русские действительно собираются дать бой, то разве это не признание того, что выбранное место имеет огромное значение, и разве оно не притянет к себе основную часть русских танковых сил?

Тем временем уходили недели, и накопление русских сил неминуемо изменяло первоначальную концепцию «Цитадели» как короткого резкого удара, который должен расстроить советские планы наступления. Теперь эта операция превращалась в лобовое столкновение сил, от которого будет зависеть весь ход летней кампании. В начале мая Гитлер все еще не решил, давать директиву или нет, и 3 мая в Мюнхене было созвано совещание командующих армиями и группами армий для обсуждения перспектив. На этом совещании, которое длилось два дня, только Гудериан убедительно выступил против наступления в любой форме (хотя его поддержал Шпеер в своей справке о производстве вооружения). Цейцлер и Клюге с энтузиазмом были за наступление, а Манштейн, «когда бывал лицом к лицу с Гитлером, часто находился не в лучшей форме». Командующий группой армий «Юг» только мог сказать, что шансы на успех «были бы прекрасны в апреле», но что сейчас ему трудно прийти к определенному мнению. Собственно, лучшим аргументом против операции, по-видимому, было выступление самого Гитлера, который открыл обсуждение, приведя резюме к докладу Моделя и заключив словами: «Модель сделал правильные выводы… а именно: что противник рассчитывает на то, что мы начнем это наступление, и что для достижения успеха нам следует принять свежий тактический подход».

Однако Гитлер все еще не принял определенного решения и возвратился к вопросу «пантер». Изучение показало, что только около 130 этих танков действительно готовы и что на фронт доставлено менее 100 машин. Первоначальный график производства предусматривал, что к концу мая будет произведено 250 машин. Шпеер объяснил, что начальные трудности сейчас преодолены, что уровень в 250 танков теперь может быть легко превышен и что к 31 мая будет готово 324 танка. Это означало, что если «пантеры» будут применяться широко, то наступление придется отложить до июня. Была назначена ориентировочная дата – 13 июня, вокруг которой будет вестись планирование, вплоть до окончательного решения.

Эти цифры обсуждались на отдельном совещании по производству танков, которое состоялось в рейхсканцелярии через неделю после мюнхенского обсуждения 10 мая. Именно в конце этого совещания Гудериан подошел к Гитлеру и между ними произошел знаменитый обмен репликами, в котором Гитлер признался, что от одной мысли об операции «Цитадель» «его тошнит». Сильно взволнованный, Гудериан спросил Гитлера, почему же он вообще хочет вести наступление на Востоке в 1943 году. Вмешался Кейтель и сказал: «Мы должны наступать из политических соображений». На что Гудериан ответил: «Сколько человек, по-вашему, вообще знают о том, где этот Курск? Всему миру совершенно все равно, удерживаем мы Курск или нет…» На это Гитлер, признавшись в собственных опасениях, сказал, что он «пока еще никоим образом не связал себя решением».

Если бы генералы, выступавшие за операцию «Цитадель», знали правду о подготовке русских, они едва ли были бы такими энтузиастами. Первая оценка германских планов была сделана Ватутиным еще в апреле и с замечательной верностью предсказала конечную форму операции. В последующие два месяца русские продолжали укреплять фланги выступа орудиями и танками в гораздо более высоком темпе, чем находившееся напротив сосредоточение немецких войск.