Таким образом, руководство группой армий «Висла» опять попало в руки партии, и с этого момента наступление, лишенное непрерывности направления, выдохлось. Оно продолжалось четыре дня, это самое короткое и самое неудачное наступление, предпринятое германской армией. Много факторов с самого начала поставили успех под удар – личное соперничество, административная обструкция, нехватка людей и техники – но решающий удар был нанесен самой судьбой. Как и в случае с генералом Бийотом четыре с половиной года назад, автокатастрофа обезглавила армию, подступившую к грани поражения[131]
.Гитлер, на которого возлагают всю вину за военные поражения Германии во Второй мировой войне, безусловно, несет основную долю ответственности за развал группы армий «Висла» и разрушение плана контрнаступления Гудериана. Но прежде чем осудить это просто как беспомощную безответственность или продукт ненормальной психики, мы должны попытаться оценить, каковы были в это время стратегические намерения фюрера. У нас есть данные о двух его замыслах – одном военном и другом политическом. Дёниц убедил Гитлера, что подводные лодки явятся инструментом, с помощью которого Германия сможет выиграть войну, и что сохранение контроля над Балтикой совершенно необходимо, чтобы располагать спокойным местом, где экипажи этих новых лодок будут их осваивать[132]
.Второй элемент в рассуждениях фюрера был более реален, хотя какой-то оттенок фантазии в нем чувствуется. Гитлер всегда считал себя ровней Фридриху Великому в сочетании военной решительности и политической хитрости, и возрастающие успехи коалиции, направленной против него, пожалуй, усиливали эту иллюзию. Хотя он никогда не показывал этого генералам (если только не говорить о его поведении), уцелевшие записи отрывков его разговоров со своими партийными любимцами подводят к мысли о том, что оголение фронта, который оборонял Берлин, было актом продуманного политического расчета. Этот разговор произошел вечером 27 января:
«Г и т л е р. Вы думаете, что англичане действительно с энтузиазмом относятся ко всем успехам русских?
Й о д л ь. Нет, конечно нет. У них совершенно другие планы. Только полное понимание этого придет позднее.
Г е р и н г. Они не рассчитывали, что мы будем защищаться шаг за шагом и сдерживать их на Западе, как сумасшедшие, в то время как русские глубже и глубже вклиниваются в Германию.
Г и т л е р. Если русские провозгласят национальное правительство для Германии, англичане начнут бояться по-настоящему. Я отдал приказ, чтобы им в руки как бы случайно попало сообщение о том, что русские организуют 200 тысяч наших людей, возглавляемых германскими офицерами и полностью зараженных коммунизмом, которые войдут в Германию… Тут они почувствуют себя так, будто их шилом уколет.
Г е р и н г. Они вступили в войну для того, чтобы не дать нам идти на Восток; но не для того, чтобы Восток пришел к Атлантике… Если это будет продолжаться (наступление русских в Германии), мы через несколько дней получим телеграмму».
Концовка вечерних рассуждений на эту тему не записана, но показательно то, что на следующий день Гитлер объявил Гудериану, что он принял решение отправить 6-ю танковую армию Зеппа Дитриха в Венгрию, вместо того чтобы прикомандировать ее к группе армий «Висла».
Если мы осознаем, что фюрер и начальник Генерального штаба замышляли и пытались воплотить в жизнь диаметрально противоположные пути действий, причем каждый верил, что именно они отвечают насущным национальным интересам, тогда странные и драматические события января 1945 года покажутся более объяснимыми.
Тщеславие и самообман – это всего лишь меньшие пороки деспотических правлений, и, собственно говоря, скорее их надо приветствовать, потому что именно на такой почве начинают прорастать семена самоуничтожения. Так и нацисты всерьез придерживались этих убеждений, и даже после четырех лет войны они все еще могли предаваться диким фантазиям, в которых союзники по одиночке или вместе вступали с ними в переговоры. В конце концов, они были избранным правительством рейха. Никакой альтернативной формы не было, а после 20 июля не было и теневых кандидатов на власть. Они все еще держали (или так считали) в своих руках сильные карты: мощную и дисциплинированную армию, преданность 80 миллионов людей и жизнь еще 50 миллионов как заложников. Во всяком случае, у них оставалась возможность уничтожать.
И прежде всего они, которые процветали, которым помогал взбираться все выше и выше тот призрак коммунизма, что так смущал и разделял их врагов, не могли освободиться от своей позы как единственной мыслимой альтернативы хаосу большевизма.