Медсестра Оленька полностью теряет ко мне интерес, заметив, как однажды вечером мы с Айгюль выходим из рентген-кабинета. Да, опять рентген, ничего оригинального. Всё уже было на этом свете и нет ничего нового. Зато разговоры, которые ведёт со мной Айгюль вполне можно назвать свежими и оригинальными.
— Тебе нужно оружие? — спрашивает она. — Автоматы, пистолеты, патроны, гранаты.
Ого…
— Откуда?
Впрочем, что за глупый вопрос, и так ясно, откуда. Оттуда, как сказал бы Семён Семёныч Горбунков. Оттуда, где меня чуть не порезали на куски компактной бензопилой. Из Афгана. Оружие мне, конечно, нужно для моего проекта военно-патриотического ЧВК.
Надеюсь, Ирка, поортачится и согласится помочь. Должна, идея ведь хорошая, почти назревшая. Через год-два такие объединения начнут плодиться повсеместно, а мы предвосхитим события. Попытаемся, по крайней мере. Очень попытаемся…
Новости из дома я получаю регулярно. Печёнкин вгрызается в ЛВЗ, хотя вроде пыл поумерил, отчего Куренков немного успокоился. Заместитель Печёнкина Евстратов сейчас под следствием, что в общем-то вполне безопасно. Кого он может сдать — Каховского и бывшего начальника обл УВД Троекурова? Но их карта и так бита. От Каховского наверняка ниточки наверх тянутся, но он же не дурак их обрывать, глядишь и помогут на зоне бывшие бенефициары его служебных преступлений.
В чём заключается интерес к моей персоне со стороны Злобина я пока не понимаю. Он время от времени приходит просто со мной поговорить. То ли присматривается, то ли что-то вынюхивает, не знаю, но общаться с ним мне интересно. Вот и общаемся…
— Ну что, Егор, — напутствует меня сосед по палате в день выписки. — Прощай. Даст Бог, свидимся когда-нибудь. Хороший ты парень, я бы тебя ординарцем взял, честное слово, если бы тебя признали годным к строевой и с бабами бы ты остепенился. Ты машину-то водишь?
— Вожу, конечно.
— Ну, и всё. Если что, дай мне знать. Но не раньше чем через полгода, сам понимаешь.
Понимаю, конечно, как не понять…
— Ну, и вы Юрий Платоныч, — говорит он, — будьте здоровы. Всего вам доброго.
Большак приехал за мной, поскольку отпускать меня одного весьма рискованно. А он что, врач? Я не понимаю, честно говоря, но Большаку рад.
— Ну, а вы, Даниил Григорьевич, приезжайте к нам, уж мы вас встретим так, что вам обязательно понравится — охота, баня, рыбалка. Природа у нас просто невероятная.
— Жив буду приеду.
На том и расстаёмся. Мы едем в аэропорт, а генерал остаётся один. Ну, это ненадолго, сегодня же нового соседа подселят.
— А где Трыня? — спрашиваю я у родителей после объятий, слёз, укоров и счастливого смеха.
Раджа часто дышит, почти хрипит и не отходит от меня ни на шаг, выговаривая на своём собачьем языке за длительное отсутствие. Я не Ай-Болит, но хорошо понимаю, всё что он «говорит».
— Ну, прости, прости, Радж, больше не буду тебя оставлять надолго… Так где Андрюха?
— Ну… — мама явно не очень рада этому вопросу. — Он домой уехал…
— Почему? Отец его непутёвый объявился?
— И да, и нет… В общем, там такое дело, в ближайшее время суд будет, и…
— Да что случилось-то? Он натворил что-то?
— Андрей? Нет, он-то ничего не натворил. Отец его… В общем, его хотят прав родительских лишать. Он пьёт, ребёнком не занимается, бьёт. Там разврат и… ну, ты же сам видел, что там.
— Видел, — соглашаюсь я.
— И что, его куда? Нельзя, чтобы он до суда у нас побыл?
— Нет, там правила очень строгие… В общем…
— Его поместили в детский дом, — вступает отец, — в Берёзовском.
— В детский дом? — восклицаю я. — Зачем? Он же и так в интернате живёт.
— Затем, что интернат для тех, у кого есть родители, а если у ребёнка родителей нет, значит его надо поместить под опеку.
Да, это я всё, конечно же, хорошо знаю, да только вот хреново как-то. Нет, правда хреново…
— А ему позвонить-то хоть можно? Или съездить, навестить?
— Можно, хотя это всё очень непросто, особенно сейчас, перед судом.
— А когда суд? — спрашиваю я.
— Вроде, через месяц, — отвечает отец.
— Ну, он хоть звонил оттуда?
— Звонил один раз, — кивает мама. — Голос, конечно, не очень был, но бодрился. Сказал, что ребята нормальные вроде.
Вроде… Вот то-то и оно, что вроде…
— Надо к нему ехать. Сейчас Платоныча попрошу или дядю Гену опять.
— Да подожди ты, герой, — злится отец. — Тебе нельзя никуда ездить, ты и так после вон какой дороги. Надо к врачу скорее показываться да лежать сейчас.
— Пап, у меня уж всё затянулось давно. Ну ты что!
— Да вот то, то самое. Я-то уж знаю, о чём говорю. Опыт имеется… Затянулось у него. Скажи спасибо, что тебя вообще отпустили. И Юрию Платоновичу тоже спасибо… И потом, куда на ночь глядя?
— Какая ночь? День ещё.
— В это время к нему точно не пустит никто. Ложись в постель давай. Ужинай или обедай, не знаю, что это у тебя, и — в горизонтальное положение. Без разговоров, это приказ.