— С Ефимом поговорил. Он постарается помочь, а ты, давай, прямо сейчас ноги в руки и беги к нему. Секретарше представишься, и она тебя пропустит.
— Всё понял. Спасибо. Бегу уже.
Возвращаюсь на кухню.
— Ну, майор, на этом всё. Мне идти надо. Основное обговорили, по ходу работы если возникнут вопросы, будем координироваться. Надо только придумать где нам встречаться. Давай, выходи первый, а я через пару минут за тобой пойду.
Он уходит, а я убираю обратно в тайник деньги и только потом выхожу из квартиры. Блин, надо к Геннадию зайти. Точно, хорошо, что сообразил.
Дверь открывает Наташка. На этот раз она смущается, не ожидала, что я припрусь. Щёки чуть краснеют, длинные ресницы озадаченно хлопают.
— Привет… — говорит она и отводит глаза. — Я сейчас не могу говорить…
Какое совпадение, я сейчас тоже не могу, поскольку очень тороплюсь.
— Понятно, — киваю я. — Ладно, значит, как-нибудь в другой раз поговорим. Отлично выглядишь…
От этой дежурной похвалы она смущается и краснеет ещё сильнее и отступает назад.
— Я проходить не буду, — делаю я вид, будто воспринимаю её шаг назад, как приглашение войти. — Неудобно, у вас гость…
При упоминании гостя она вскидывает глаза, в которых от кротости и смущения не остаётся и следа и появляется вызов.
— Позови, пожалуйста, отца, и я сразу уйду.
Она молча выпархивает из прихожей, оставляя едва ощутимый запах свежести, и ноющую тяжесть в сердце.
— О! Егорка, истребитель ментов, — хохочет Гена, успевший уже вмазать. — Ну, заходи, чё стоишь, как неродной. Хочешь, нет, ты только скажи, если хочешь, я это шкета с лестницы спущу, а тебя приму, как сына!
О, да вы нарезались, ваше благородие.
— Дядя Гена, спасибо тебе за помощь! И вообще, ты реально крутой мент. Побольше бы таких, да вот ты один только на весь свет и есть.
— Ценишь? — расплывается он в улыбке. — Молодец, я тебя тоже ценю. Проходи, говорю! Пусть посмотрит, на кого тебя променяла. Не могла подождать, молодая, а уже баба-дура.
— Дядь Ген, дай мне показания свидетелей, я в горкоме их продемонстрирую.
— О! Точно! Молодец! Ща! Голова, Егорка! Не зря тебя медалью награждают.
Он-то откуда знает?
Рыбкин выносит пачку бумаг и протягивает мне.
— Не потеряй смотри, это наша с тобой защита. Ты понял? Билет на свободу!
— Ага, понял. Дядь Ген… ты это… из реальности не выпадай пока, ладно? А то вдруг кто позвонит…
— Кто? Суходоев? Пусть он знаешь куда идёт!
Гена разражается эффектной тирадой, ясно показывающей всю глубину презрения, испытываемого им к этому недоразумению в милицейской форме.
Секретарша, услышав мою фамилию молча кивает, и я вхожу в кабинет Ефима. Он, увидев меня, машет рукой, мол проходи садись, а сам держит телефонную трубку и слушает, что говорят на том конце провода.
— Баринов! — чеканит он. — Ты у меня партбилет положишь на стол. Ты не слышишь меня? Это что за приказ такой? Закон нарушать? Ты в своём уме? Ты должен стоять на страже закона, а ты его нарушаешь! Без постановления, без ордера, без повестки выскочили и начали вязать несовершеннолетнего, да какого несовершеннолетнего! Он пулю от бандитов словил, защищая закон и порядок. Его послезавтра на пленуме будут за геройский поступок медалью награждать. Между прочим, за отличную службу по охране общественного порядка.
Речь явно обо мне. Я кладу перед Ефимом показания свидетелей и он их тут же начинает просматривать.
— Закрой, закрой свой рот! — обрубает первый секретарь. — Вот передо мной пачка свидетельских показаний с именами, телефонами и адресами. Всё честь по чести, запротоколировано участковым, вашим же, милиционером. Есть ещё честные служаки, не все такие как ты приспособленцы. Я тебе так скажу, таким как ты в парти точно делать нечего. Партия для ответственных и принципиальных людей, а ты по звонку начальника закон нарушаешь. Тебе город доверили. Ты должен охранять и беречь покой граждан, а ты сам преступник. Мы тебе товарищеский суд устроим. Да заткнись ты, говорят тебе. Я уже позвонил первому секретарю обкома, дадут Печёнкину твоему просраться. Ты не понимаешь? Пленум, награждение, а где герой? А его Баринов без суда и следствия в тюрьму бросил. Несовершеннолетнего. Комсорга огромного предприятия с безупречной репутацией. Честного ленинца! Как в тридцать седьмом. Но ничего, Ежов ты новоявленный. Ты у меня попляшешь. А этих опричников твоих народ отдубасил и правильно сделал. Всё, разбирайся и докладывай по партийной линии.
Ефим бросает трубку и, как ни в чём не бывало улыбается мне приветливой улыбкой.
— Этого Баринова я уже давно хочу под зад коленом. Дуболом безмозглый. Не наш человек.
— Поставьте Баранова, — предлагаю я.