План D накануне (СИ)

— Как тебе, должно быть, пока неизвестно, в последнее время совершенно распоясались служащие патентных бюро, — она подвинулась и выдохнула в освободившееся место дым.

Теодор сел. Уже почти стемнело.

— Ты не только имеешь определённую форму, ты ещё и стареешь, а я замечаю это не всегда одинаково.

— То есть просто жизнь?

— Все думали, что после Планка хоть трава не расти, а этот сангвиник Кнёффлера одним предложением превратил всю эвристику в пустое кокетство.

— Я так понимаю, быть в курсе подобных дел вам велит ежедневная опаска утратить квалификацию полотёра и, как следствие, невозможность принять участие в настоящей уборке, когда такой вопрос встанет?

— Ну, ореольным буреломом кое-где в Сибири вообще никто не занимается.

— Да, я бы сейчас какими-нибудь ореолами занялся.

— И вообще, можешь забыть про всех гейдельбергцев в шкурах нотоунгулятов.

— Ещё скажите, что у Нильса Бора детское лицо.

— А, всё одно к одному, — она досадливо махнула рукой, оправила подол.

— Так вы собираетесь материализовать развиваемое прежде только разумом?

— Да, внезапно похорошеть.

— Значит, сперва покидали шарики с башни, а теперь опасность исходит из патентного бюро?

— Боюсь, что скоро самый дикий проповедник в американской глубинке станет стращать паству распадом мюонов.

Она затянулась, выпустила дым, существенная часть и без того ограниченного тьмою обзора перед ним затуманилась, этим воспользовались ждавшие своего часа шпионы и перебежали с места на место.

Просто надо было посоветоваться. Компетентные лица как-то сами собрались, где выглядело посвободней, каждый со своим багажом, порешать насущное. Опыт отцов, непререкаемая система готовых ответов. Случился прецедент-другой за год, помимо подтверждения общих тезисов они не давали закоснеть. Кругом орали, чтоб выше стропила, перевернули котелок с рыбьим клеем, долбили каналы поперёк брёвен, мало того, что город рос, вместе с тем как раз сейчас, начиная с позавчерашнего дня, определялась колея анагенеза — сколько печали аккумулируется здесь впоследствии, в очень-очень далёком будущем. Слева от них на утёсах и равнинах высились замки, на островах и в устьях рек. Когда их всех станут объединять одной стеной, нужно ли и им будет записываться? Дубликат дальнейшего существования, всё отчётливее проступающее лекало сделок и информации, топка, где учитывается не только военная мощь соседа, но и кто в какой зоне осел и где пока есть лакуны, квадратные вёрсты вересковых пустошей, сиреневых, населённых призраками первобытных охотников и их культов, которые уже на равных, только и ждут узла, какой они обеспечат убийствами и умопомешательствами, хроническими насморками и несчастными случаями, перепродажей недвижимости, отношениями настолько рыночными, основывающимися на паранойе, что возникнет эпидемия сердечных приступов, но окончательно заселённая по всем правилам территория никогда не вымрет, не от эктоплазмы с головами зверей, никем никогда не виданных, уж точно.

— Время не терпит, — отрываясь от вида за окном и задёргивая шторы, — нам ещё опережать день.

Ратуша, похоже, большей частью сейчас пустовала. Захватчикам не нравилось находиться внутри.

— Ума не приложу, что ещё можно высосать из этого.

— Очевидно, что только одно. Сумму.

Их штаб помещался через стенку от амфитеатра с кольцами непрерывный сидений, перед которыми стояли столы с красными и зелёными лампами, с боков рубильники, к ним тянулись силовые линии из каждого кабинета в здании, искрившие в местах пересечения в недавно привешенных жестяных вентиляционных шахтах. Треск усиливался эхом, таким образом поддерживалась нервная атмосфера. Дверь распахнулась, внутрь бросили пинкертона, и отчего-то сразу стало понятно, что тот до поры именно позволяет собою швыряться. Следом вошёл тайлин из собственной безопасности с аксельбантом на правом плече, на нити которого в определённом порядке нанизывались разномастные бусы. У него сразу забегали глаза. Теофраст, до того пребывавший в позе вернувшегося с болот к камину сыщика, отодвинулся вместе со стулом сколько возможно дальше. Пигмей пошарил по полу в поисках своего колпака, будто это были очки. Тайлин озирал пространство, сверялся с болтавшейся внутри него особой подготовкой. З. выдал спич, где почти каждое слово оканчивалось на «чихай». Почувствовав недоброе, карлик возник с другой стороны стола и выстрелил тайлину в колено из револьвера; уши заложило. Тот остался недвижим, сохранив позу негодования, не опустил голову вниз, но скосил глаза, пробитая брючина мгновенно пропиталась кровью. Интересно, подумал Т., измена это или не измена? причастен ли он? может, начало бунта? причастен ли он?