План D накануне

Лизоблюды капитулярия, по большей части и по его глубокому убеждению, были люди вздорные и ленивые, вряд ли следовало опасаться засады. Как Принцип и предполагал, мансарда оказалась пуста, он подошёл к столу, взял, разумеется сдвинутую с прежнего места чернильницу, бросил через проём на крышу.

До рассвета ещё далеко, кареты ломают ворота, люди стоят на столбах, а забастовщики стягиваются в условленное место; на улицах безлюдно. П. выбрал пустырь на задворках винных складов в стороне от Мясницкой. Туда как раз выходил один из тоннелей. Он не противился, хотя и всё понял. Спокойствие его выглядело подозрительным. Таковы уж газетчики, ими вообще-то легко управлять, но если закусят удила по предмету своей избранности нести, то есть рубить правду о происшествии, пиши пропало. Он создал себе образ отчаянного и жил в нём, обновляя мировоззрение социальных групп, сразу подходя к проблеме глубоко иронически, непременно задевая, коля редактора, коллег, народ, но его — уже не умея остановиться. Так служить профессии никто не просил, но это вопрос становления, быть цепным псом слова или правдивого слова. Конструировать оторванные от жизни идеалы, отвечая, что это моя интерпретация, не по нему. Вот транслировать поток травли тех, кто был несправедлив к Простым Людям, то чернухи, то частных объявлений репортёру занятно, лишь в этом и заключалась его испорченность. Схема «адресант — канал связи — адресат» ещё не вошла в обиход, всё больше пустое и лживое сообщение-миросозерцание-идеология. Лично он считал себя субститутом «Курант», а эти слизняки из редакции, которым лишь бы сплавать куда на пароходе или очеркнуть сельскую жизнь, или вскочить биографом к миллионщику, так, исполняли номер, а ему… точно, ему жизни было не жалко ради выдающегося репортажа.

Ноябрьский дождь перемешался в то утро со снегом. На пути встретилась белая собака с розовым брюхом, от которого шёл пар, она спала подле слива или вентиляции. Географически пустырь со складами располагался визави их дома, Мясницкая шла параллельно Московской.

— Меня будут искать.

— Как и всех.

Он сунул тетрадь, ударил ею по протянутой в ответ руке, после чего всё-таки отдал. Начал дрожать, будто от страха, но на лице тот не проявлялся. Принцип достал нож и, приблизившись, одним быстрым движением вонзил в сердце. Он захрипел и повалился, там внизу подёргался и затих. Вдвоём с Ятребой Иуды затащили тело в тоннель.

— Я, ясное дело, буду Христом, — расставляя посуду на длинном столе, установленном на подмостках, объяснял Берне.

— Ты? — Абдувахоб вместе с другими сидел в первом ряду и всё ставил под сомнение.

— А кто ещё? Карл или Библиотека?

— Библиотека.

— Это ещё почему? — он замер возле тумбы в углу, держа обеими руками стопку грязных после больничного обеда мисок.

— Ничего не поймёшь.

— А, — Серафим сделал шаг к столу и остановился, задумавшись. — В этом смысле.

— Карл.

— Хуярл, — возобновляя путь к столу. Он шёл медленно, башня из мисок опиралась на грудь, пачкая пижамный сюртук. — Ну ладно, а почему именно Карл?

— Знаком с ним.

— С кем, с Библиотекой? — он наконец донёс эту груду цирконового фарфора и теперь разбирал, ловя спиной равновесие.

Он молчал, больше не глядя на него.

— С кем, с Библиотекой?

Извлёк из кармана таблетки и стал рассматривать на ладони. Он замахнулся швырнуть в него плошкой, но не сделал этого.