Он проводил их взглядом, вооружился жабами, держа каждую за лапу, стал приближать к изумлённым лицам оставшихся, которые могли оказаться и на иконах, вследствие чего они с Силуаном начали те отдалять, чтоб не утерять благообразия, когда забéгают канонизировать. Следом, демонстрируя упадок брена, двигался и он, сконцентрировав обеих в одной руке, в иной неся скалку с вырезанными на ней непонятными знаками, простукивая ею ниши. О, как вероломно с его стороны это тогда выглядело. Мимо ступеней на улицу Христофор бросил взгляд, увидел взволнованного, словно начитавшегося ирмологий Мстислава, при виде него тот замахал руками, давая что-то понять, а он от того, что грозили жабы и приходилось миновать проём скорее, не понял.
[291] Терновых венцах
[290] Вещь в себе
[289] Зд.: повар постольку-поскольку
[288] Превосходство
[287] Человечность
[286] Городскими стенами
[285] Сказания
[299] Зд.: самых высокоразвитых
[298] От рассвета до заката
[297] Самый бестолковый
[296] Начало мира
[295] Моя куколка
[294] Подведение итогов
[293] Одна бритва
[292] Именованием
Хор так и эдак примеривался к новой балладе, не принимая как должное ничто. Они видели в ней потенциал наконец дать им возможность выполнять роль общественного мнения. В итоге получилось под «Гимн Никале» в аранжировке Ференца Листа в аранжировке их дирижёра Дибича-Зольца, но не такой, как стрела Веймарской школы, то есть не ориентированной на оркестровое музицирование, намеренно далёкой от него, всегда в хорошем расположении — расцвет концертного пианизма.
Нету дела до балетов, фуг и кавер-выступлений,
Не от них осталось ложе в дне пружинного матраса.
Это псевдокульты любят, чтоб стояли на коленях,
Боги любят марш по стягам и сидеть на унитазах.
Это псевдокультам в точку апологии и слава,
В точку им витать по текстам и в израненных сердцах.
Боги любят лязг затворов, боги, как и боги, правы,
Когда всех живущих на хуй посылают на словах.
Псевдокульты, как проснутся, всё равно ещё зевают,
Смотрят вниз, и там как будто по всем признакам война,
Знает этот, знает этот и Иисус, понятно, знает,
Что сия блажная сучка встала рано не одна.
Что на севере и юге, даже в областях искусства,
Даже в головах влюблённых на свиданье допоздна,
Повторяются доктрины, порой с слишком большим чувством,
Что, давно уже начавшись, не кончается она.
Безнадёжны псевдокульты, третья степень астении,
Невозможность осознанья иррациональных чисел,
Есть, пожалуй, сила веры, ну и есть ещё стихии,
Что в той мере, как и похоть, отражают общий смысл.
И богам, и псевдокультам сообщают друг о друге,
Пишут письма, травят воды, даже взламывают двери,
Повторять уже устали и враги, и как бы слуги,
Только жертвы их напрасны, ведь ни те, ни те не верят.
К концу лица солистов исполнены пониманием и счастьем, они как будто хотят заразить этими двумя константами слушателей, прибывающих на концерты из разных концов мира, поскольку гастроли с некоторых пор невозможны. После одного такого, стоя под мокрым снегом, тем самым, из той же партии, что часом ранее парализовал доставку плёнок для торгового дома в образе товарищества на вере под фирмою «А. Ханжонковъ и Ко», созданного с целью производства торговли кинематографическими лентами, волшебными фонарями, туманными картинами, различными машинами и приборами и другими товарами для фабрикации всех этих предметов, случайно и, можно сказать, в эпицентре фабрикации этих предметов, они пристально разглядывали друг друга, лица обоих были исполнены пониманием, но не счастьем. Волны разбегались в первобытном общем море, рельсы сворачивались в кудряшки, экипажи были едины в поимке стези с обозами в — тут ничего нельзя поделать — Гамбург, Стокгольм, Копенгаген, Тебриз, Христианию, Аалезунд, Каракас, Архангельск, Псков, Гавану, Вашингтон, Аграм, Белград, а они стояли под снегом.
— А если в светопреставление, готовящееся теми, кому мы пожимаем запястья при встрече, войдёт принц, настоящий, капризный, аж скулы сводит, голубая кровь…
— Принц — это, конечно, перспектива, это перспектива, кто здесь спорит, но вот нету ли просто аутентичного?