План D накануне

Якобштадт. Двуглавый орёл на аптеке как живой, люди с транспарантами, огромное множество, как далеко во времени он его забросил? Шею ломило от того, с каким энтузиазмом он высматривал всякие летательные машины, но ни одной не показалось. Он шёл в толпе по площади. Поток вливался в неё непрестанно, из прилегающих переулков и вообще. До чего же всё мрачно. Вроде как эта людская масса ведома, иными словами, и сейчас совершает нечто необходимое, меняет жизнь, почему же им так невесело? Некоторые кричали из окон домов, работавших сейчас берегами, бороды сливались с шинелями, мелькало немало детей в гимназистских платьях, в рванье, иные были вознесены на шеи отцов. Все, как правило, из каких-то партий, типа социалистов-революционеров, Польской социалистической, Всеобщего еврейского рабочего союза Литвы, Польши и России, Белорусской социалистической громады, Финляндской партии активного сопротивления, Латышских лесных братьев и многих других. Все требовали либерализации страны, улучшений условий труда и расширения гражданских свобод, по мнению Петра Дмитриевича, не противоречивших условиям государственности. Им бы, думали они, хлеба, вот довели народ, уже хлеба не пожевать, в гриву их всех, пичкают, суки, гарнизоны, которые за них, ну а мы тогда против. На «Старом Парвиайнине» такая стачка, что Боже мой, любо-дорого, товарищи с «Розенкранца» тоже поднимутся, а то как же. В жандармскую команду брошена граната, ранена лошадь, безвинное, но не теми зафрахтованное существо, а они те существа. Петроградский военный округ выведен в самостоятельную единицу, надо обзаводиться своими, да вот беда, итеративы затуманились напрочь, такое дело, прямо так брать и командовать…

В том же кабинете за тем же столом вместо Витте сидел Трепов, на сей раз он знал, кем является — английским публицистом Стэдом.

— Система, которую проводил Зубатов вместе со мной и, в сущности, по моей инициативе, была попыткой поднять социальное положение рабочего класса в Москве. Мы шли к нашей цели тремя путями: первое, мы поощряли устройство рабочими профессиональных союзов для самозащиты и отстаивания их экономических интересов; второе, мы устроили серию лекций по экономическим вопросам с привлечением знающих лекторов; третье, мы организовали широкое распространение дешевой и здоровой литературы, старались поощрять самодеятельность, способствовать умственному развитию и побуждать к бережливости. Результаты получились самые лучшие. До введения системы Зубатова Москва клокотала от недовольства. При моем же режиме рабочий увидел, что симпатии правительства на его стороне и что он может рассчитывать на нашу помощь против притеснений предпринимателя. Раньше Москва считалась рассадником недовольства, а теперь там — мир, благоденствие…

За линией сгустился особый мрак, полный страшилищ, как чулан или крестный путь доказательств по делу, он как стена из перезалитого глетчера, только живая, способная недобро огрызаться. Солдатам спокойно в траншеях, офицерам в землянках, завтра будет дело, у француза портупея крест-накрест через китель, у англичанина надраен штык, у русского заело помпу и портянки отсырели, у тайлина прихотливые привычки, как у делавара.

Теодор отвернулся от скучного вида степи, ещё немного постоял на краю лагеря и углубился в средоточие палаток.

Усталый фотограф в стремительно сгущавшихся сумерках, понимая, что времени всё меньше, что собственный перфекционизм снова поставил его на край пропасти, то и дело семенил к сгрудившейся у «Фаэтона-серполлэ» группе и принимался их двигать, широко размахивая руками. Теодор встретился с ней глазами, легко кивнул, она перевела взгляд на линзу фотографического аппарата.

На двух тысячах вёрст зародился объект, чёрное тело с проступающими очертаниями лица на фронте, и понёсся вниз быстрее свободного падения. Появился шлейф, вещества с малой температурой кипения, сублимация, моноксид. Миновал купол, вскоре открылась схема кампании, поток строк донесений с пометкой «Сверхсрочно. Сверхсекретно», зелёных на чёрном фоне, без знаков препинания, исчезающих в короне листа. Отсюда можно было лавировать, но он падал камнем, уже у самой земли прошив их, сидевших на четырёхколёсном лафете, обоих поразив прямо в душу. Он прогнулся и вскинул руки, она охнула и погрозила пальцем — ей на несколько мгновений передалась виденная им панорама. Тело, трудноописуемое вне связи с облаком Оорта, виражом ушло вверх, обратный контрманёвр, вонзилось между ними вертикально, она в последний момент оттолкнула его и отшатнулась сама. По инерции он остановился на глубине трёх саженей, начиная всплывать. На поверхности уже оказалось побережье озера, кругом сельва, место дикое и после исчезновения пары тёплых течений, первобытное, колёса лафета прошли метаморфизм битумных масс, на мелководье синапсиды сплетались шеями.

— Уже закончили?

— А, пустое, меня там всё равно потом не окажется.

— Со стороны было заметно, что вас нечто отвращало в этом процессе.