В Советскую Россию ушла судебная повестка с ворохом прилепленных к ней разрешительных и гарантийных бумаг. В тот же миг копия с аналогичным содержимым улетела Куусинену от Международной организации Красный Крест. И если бы этого сделано не было, то первая официальная бумага затерялась бы в коридорах испуганной власти. Там тоже сидели чиновники, вся суть работы — да, вообще, существования — состояло в запретительной системе. Чиновник чиновника видит издалека, как рыбак, понимаешь, рыбака. Зачем брать на себя ответственность, если ее можно делегировать. Коллективно разрешить всегда безопасней, к тому же ловким финтом любое разрешение фактически превратить в запрет.
Но тут на пути бюрократической машины встал друг Антикайнена — Отто Куусинен. Его фамилия имела вес и влияние в кулуарах коммунистической партийной иерархии.
— Ай, да адвокат! — восхитился он хватке Рудлинга. — Ну, теперь посмотрим, как вы сможете смертный приговор выписать!
Еще не закончилась зима 1936 года, как в судебную инстанцию Финляндии вылетела бумага, которая оглашала список, так сказать Советской делегации, ее полномочия и права. Копия с дополнениями тут же была доставлена в отделение Красного Креста в Стокгольме. И дополнения эти были, увы, безрадостными.
Арвид поделился этой информацией с Тойво, добавив, что он очень сожалеет.
Несколько ключевых фигур лыжного похода оказались вне досягаемости. Если Тойво Вяхя, превратившись в Ивана Петрова, отправился командиром погранотряда на Дальний Восток, то с другими было все печально.
Трудно было представить русского пограничника-командира с жутким финским акцентом возле границы с милитаристской Японией. Однако после дела «Треста», где в поимке британского шпиона Райли Вяхя сыграл непоследнюю роль, его таким образом спрятали.
А не убили.
В июне 1935 года погиб Оскари Кумпу. В год, предсказанный ему шепотом ветра в подземелье Андрусовской пустоши. В то, что великолепный спортсмен, участник Олимпиады в Стокгольме, утонул в июне в узкой речке Олонке, верилось с трудом. Вернее, вовсе не верилось. Похороненный с почестями на живописном полуострове, который огибала та же Олонка, его имя быстро исчезало из летописей и всяческих хронологий.
Канули в безвестность после арестов по надуманным обвинениям прочие участники лыжного рейда, былые товарищи по Школе Красных финских командиров и спортивному обществу «Красная звезда».
Эти сведения потрясли Тойво. Он не понимал, что творится в стране?
Получили разрешения на посещение финского суда в качестве свидетелей всего четыре человека. И все они должны были прибыть первоначально почему-то в Стокгольм. Всего четыре человека против нескольких десятков со стороны обвинения. Ну, хоть что-то.
Антикайнен бы рад предстоящей встрече с боевыми товарищами, хоть с двумя — но какими!
Симо Суси — былой адъютант, ныне командир Красной Армии.
Ханнес Ярвимяки — боец их отряда, теперь директор бумажной фабрики в городе Кондопога.
Ну, и еще парочка, которая может поведать суду много полезного.
Степан Иванов — житель Кимасозера, возчик обоза. Тот мужичок, что встретился их отряду на подступах к Кимасозеру. Вероятно, так и живет на прежнем месте, может, и трудится возчиком до сих пор.
Федор Муйсин — фельдшер из Кимасозера, вредный и противный местный житель. По склочности не уступал, пожалуй, самой вредной бабке в деревне. У него провел последнюю ночь Тойво перед тем, как податься в бега. У этого фельдшера он тайно похитил камфорный спирт, с помощью которого запалил старый екатерининский дом, приспособленный под склад, где на чердаке прятался несчастный Марьониеми.
И у Суси, и у Ярвимяки в Финляндии остались родственники, с кем они не виделись, пожалуй, с самого отхода, с 1918 года. В Стокгольме им легче организовать встречу, нежели здесь, в Суоми, где пропаганда сделала из всех коммунистов — оборотней.
Тойво был рад за своих товарищей и очень подавлен в связи со смертью своего, пожалуй, лучшего друга — великана Оскари Кумпу. Вряд ли, конечно, власти дозволят поговорить с Симо и Ханнесом, но придется довериться адвокату, который может быть их переговорщиком.
— Спасибо! — сказал Тойво, когда, наконец, Арвид прибыл на беседу в комнату допросов. Он долго и проникновенно жал шведу руку, едва не проронив скупую мужскую слезу.
— Да, что там! — ответил Рудлинг, проронивший-таки скупую мужскую слезу.
Он объяснил, что все свидетели сейчас живут в дип-представительстве в Стокгольме, но в назначенный судом день будут в Хельсинки.
— Суси и Ярвимяки очень растроганы, потому что встречались со своими близкими родственниками, которых не видели уже давным-давно, — рассказал Арвид. — А Иванов и Муйсин маленькими перебежками передвигаются вокруг своего жилища и хлопают глазами. Иванов, вроде бы, восхищен, а Муйсин чему-то очень недоволен.