План игры. Геополитическая борьба США с СССР

В долгосрочном плане политические амбиции нерусских народов представляют собой ахиллесову пяту Советского Союза. Само существование этих нерусских народов является препятствием на пути движения СССР к более современному обществу. С течением времени нерусские народы могут стать политически более активными, особенно если это будет поощряться внешним миром. Появление в настоящее время независимых исламских государств, часть из которых переживает настоящее религиозное возрождение, не может не оказать своего влияния [на советских мусульман]. Для украинцев, которые насчитывают 50 млн. человек и чья страна могла бы занять высокое место среди европейских народов, если бы она была независимой, длительное подчинение Москве, вероятно, является источником растущего разочарования. В то же время для русских действенная, далеко идущая децентрализация советской системы – даже только экономическая – должна представлять смертельную угрозу сохранению контроля над империей.

Что в конце концов означает «только экономическая» децентрализация в политическом смысле, когда речь идет о Советском Союзе? Это будет означать большую степень автономии для нерусских народов, которые затем смогут использовать растущее экономическое самоопределение для достижения большего политического самоопределения. Для великороссов это очень опасная перспектива. Любые существенные национальные притязания со стороны нерусских народов представляют собой вызов русскому территориальному доминированию и даже, быть может, угрозу биологическому выживанию великорусской нации. К чему может привести действительная децентрализация в СССР, установление более демократических норм и институционализация плюрализма? Где в действительности можно провести разграничительную линию между великороссами и другими нациями, учитывая, что в последние десятилетия происходило интенсивное смешение наций? Напряженность будет нарастать. Реальные конфликты могут разразиться в различных регионах – в Прибалтийских республиках, густо заселенных непрошеными великороссами, в близких России в культурном отношении Белоруссии и на Украине, и особенно на Кавказе и в Среднеазиатских республиках.

Распад заморских империй Великобритании и Франции не означал гибели ни Великобритании, ни Франции. Распад же территориально единой Великоросской империи будет угрожать самой России, учитывая отсутствие естественных границ. Трудности, с которыми Франция столкнулась в Алжире, покажутся ничтожными по сравнению с теми, что возникнут на окраинах чисто русских земель. Любая попытка отделения республик по национальным границам вызовет хаос и кровопролитие. Возможность такого исхода заставляет практически каждого русского инстинктивно противиться любому существенному ослаблению центральной власти Москвы. Инстинкт самосохранения дает необычную устойчивость автократической, высокоцентрализованной имперской системе в Советском Союзе. Он нейтрализует своего рода внутреннюю неуверенность и имперскую усталость, побудившую англичан и французов примириться с распадом своих империй. Но он также увековечивает неэффективную, расточительную и социально бесполезную систему диктатуры.

Второй причиной, усиливающей стремление великороссов к сохранению централизованной – пусть и неэффективной – системы, является прогрессирующая милитаризация Советского государства и общества. По мере того как идеология приходит в упадок, военные организации с их традиционным русским национализмом становятся важнейшим средством предотвращения политического распада страны. Поскольку военная мощь служит главным инструментом обеспечения претензий СССР на статус мировой державы, военная элита находится в более благоприятном положении, выражая свои пожелания в пользу централизованного государства. Только такое государство может обеспечить нужды военных и оправдать их огромные расходы.

Эти расходы губительны для социальной сферы, особенно если они поддерживаются на таком высоком уровне, как это было в последние два десятилетия. Для все еще переживающего лишения и относительно отсталого общества ежегодные военные расходы, поглощающие приблизительно у 15 % совокупного общественного продукта, являются огромным бременем. Более того, советские расчеты затрат базируются на произвольно установленной ценовой структуре, в которой военному сектору отдается такое большое предпочтение, что фактические общественные затраты на военные нужды могут оказаться значительно выше. (Поскольку доля совокупного общественного продукта Советского Союза, идущего на военные нужды, более чем в два раза выше, нежели в США, и этот продукт в СССР составляет немного более половины американского ВНП, бремя военных расходов, лежащее на советских гражданах, примерно в четыре раза тяжелее, чем для значительно более богатых американцев.)