План побега

Речь была, как видно, мечтательным повествованием о героической эпохе. Здесь мы встречались с мифическими фигурами, уже потонувшими в тумане легенды: сеньор Олива Кастро, первый владелец эстансии "Ла Сегунда", старый соперник Лагорио; Ансорена из восточных краев, бывший мелкий чиновник и добросовестный сапожник, дававший полную волю своему размашистому перу на страницах "Городских вестей", газеты с короткой жизнью, но оставившей по себе долгую память - если не в истории, то в сердцах своих приверженцев; старик Маламбре, симпатичный, невредный, хитроватый и беззлобный остроумец; Модесто Перес, почтенный хозяин постоялого двора, знаток всех - немногих любовных приключений в городке, - пожелаем, чтобы он, крепкий как скала, в сопровождении верного Пачона (толстый, с длинной шерстью, хорошенький спаниель), опираясь на свою знаменитую палку, был рядом с нами еще годы и годы! В огромном повествовательном полотне, развернутом доном Бернардо, не было ни следа вкравшейся иронии - оправданной или нет, - никакой мелочности, ни одной выпирающей сцены. Мужи былых времен - не нам чета!

Излишне упоминать о соображениях, заставивших комиссию - во главе с самим доном Бернардо - поручить ему составление речи. Нотариус - самая заметная личность в городе; сверх того, его крупнейший и, по правде говоря, единственный историограф. С детских лет, с того далекого дня, когда ему впервые попал в руки учебник аргентинской истории Обена, дон Бернардо посвящал редкие часы досуга копанию в местных архивах, разборке писем от секретарей многочисленных ученых обществ, где он состоит членом-корреспондентом. На этом поприще он пожал кое-какие лавры в виде хвалебных публикаций - после того как (по сообщению одного абсолютно надежного аукциониста) встал на сторону ревизионистов. Тот же аукционист уверял, что дон Бернардо оставил покоиться на пьедестале славы всех прежних знаменитостей, но одновременно превозносил и сомнительных болтунов. Отдать должное каждому - таково правило моего хозяина.

А теперь перейдем к соображениям, по которым дон Бернардо отказался говорить на юбилее. Робких заранее предупреждаю: мы переходим к леденящей душу загадке. В центре этого тягостного события - со всей цепью взаимных упреков и обид - находится одна из пестрых куриц, все время забредающих в контору. Кажется, у этой серовато-белые перья прикрывали зоб на шее. Если я и видел ее, то не обратил внимания: зачем мне выделять какую-то в особенности? Дон Бернардо возразил, что в ней-то все и дело; могу поклясться, что он тогда же взял ее на заметку. Что значит - смотреть на мир не так, как все!

Рискну утверждать, что причиной стала не только курица, но и другие домашние животные. И если пернатое существо осталось незамеченным мною среди своих сородичей, то за все, что связано с остальными тварями, я ручаюсь.

Раз уж перо оказалось в моих руках, я изложу простую последовательность событий. Может быть, это не слишком удачный способ: читатель, плохо знающий нашего героя, не найдет в ней ничего существенного и тем более удивительного. Дон Бернардо, по возвращении из дачного предместья, куда он ездил ко вдове Капра за ее подписью, провел меня в свою спальню, попросив помочь ему снять башмаки. Тотчас же в святилище появилась Палома - сплошные косы и грудь - с чашками сладкого мате на подносе. Так мы пребывали втроем в полном согласии: нотариус, весь в предвкушении первого глотка, ноги-ласты в толстых носках цвета кофе с молоком, рядом - пара только что сброшенных громадных башмаков; Палома, готовая ловить хозяйские жесты; и я, на почтительном расстоянии от одного и в разумной близости ко второй. Временами, скорее всего по пути с улицы к болотцу неподалеку, двор пересекали то ли гуси, то ли, что вернее, утки. Дон Бернардо поднялся с места, пошел наперерез одному из этих пешеходов, схватил башмак, оказавшийся поближе, и швырнул им в неразумное создание.

Другое предзнаменование, до того скрытое в темных глубинах моей памяти. В один прекрасный день - работа закончена, упряжка мирно стоит во дворе, нотариус, увешанный сбруей, - где-то на полпути между конем и столбами навеса, готовящийся к возвращению домой. Освободив таким образом руки, он нанес удар кулаком по крупу коня, предмету восхищения всех в городке, удар, в общем, несильный, но в котором чувствовалась злоба. И вот еще отягчающее обстоятельство: Осо - почти член семейства! Представим на месте коня человека: не правда ли, все выглядит иначе?

Я не сдержался: наверное, мой взгляд искал ответа у хозяина. Лицо его безразличное до окаменелости - пришло в движение, он посмотрел на меня, наконец открыл рот и задал вопрос:

- Думал ли ты, юный Гарсия Лупо, для чего служит животное царство?

Было что-то в его тоне, заставившее мою кровь застыть в жилах. От необходимости отвечать меня спасла овца с маленьким барашком рядом, вроде бы намеревавшаяся пройти между ног дона Бернардо; он отогнал ее легким пинком.