план побега

Теперь наше будущее окостенело крепче прошлого, и у воспоминаний больше альтернатив, чем у надежд. Я с раздражением грубо стягиваю тебя за руку с кресла. Ты начинаешь плакать и убегаешь на кухню, шумно захлопывая за собой двери, что-то падает и разбивается. Я мчусь за тобой и, догоняя, даю звонкую пощечину. Замахиваюсь еще. Ты от испуга жмуришься и оскаливаешься. Я улыбаюсь:

– Девушки рыдают – матросы смеются.

Но ты не отвечаешь, и мне слышно только как слезы разрывают твои глаза. Обидную тишину прерывает, мелодия вызова на твоем мобильном телефоне. Ты хватаешь трубку и кричишь:

– Мама, забери меня отсюда.

Через пятнадцать минут под окнами дома машина. Мать и ее новый постоянный половой партнер заходят к нам. Я сижу без дела, пока ты в противоположном углу плачешь.

– Я не понимаю, как можно ударить любимого человека, – говорит твоя мать.

Я тоже не понимаю «как?». И я не понимаю, зачем приводить домой любовников, которые дрочат на твою дочь.

– Я не представляю, как можно поднять руку на беременную женщину, – говорит ее сожитель.

Я тоже не представляю «как?». И я не представляю, как можно бросить жену с сыном, и что надо сделать, чтобы вторая жена начала пить и превратилась в не просыхающего алкоголика.

Они уходят. Я провожаю их. На меня никто не смотрит. Ты садишься в машину. На меня не смотришь. Уезжаешь. Все мои клятвы и мечты вдовеют, задыхаясь в сизом выхлопном газе. Я возвращаюсь в квартиру, запираю двери и падаю, перед глазами: цветной потолок, черно-белый потолок, тишина.

Зловоние.

Холод.

Воняет и мерзну.

Я открываю глаза. Меня кто-то раздел пока я спал и бросил посреди комнаты. Я лежу в кругу из обросших нарывами воска куч экскрементов с торчащими из них догорающими свечами. Высохшие ручьи мочи повторяют загадочный узор. Россыпи сахара или соли. Магический ритуал? Кто злой колдун? Я пальцем проламываю корочку фекалий, погружаю руку в еще теплую массу, пробую на вкус. Свежее. Он еще прячется где-то рядом. Я отламываю ножку от стула. Я разыщу его и убью. Моя разрезанная одежда лохмотьями свисает с люстры. Я поймаю его и убью. Трупы разорванных фотографий. Я выслежу его и убью. Выпотрошенные подушки. Сегодня я кого-то определенно убью. Бесшумно крадусь, сжимая двумя руками короткую дубинку. Пальцы немеют от напряжения, они ждут тысячи приторных ударов, которыми я выбью из него жизнь. Стены исписаны вонью на неизвестном мне языке, но на известном запахе. Я, убегающий со своего жертвоприношения, ищу своего обидчика.

Таинственный маг, притаился за углом – обнаженное тело украшено капрободи-артом, заточенная щетина, голодные кости, зрачки сужаются, словно не подтертые дырки ануса. Я выскакиваю и одним ударом разбиваю его. Он рассыпается сотней улыбающихся осколков, поверженный, лежит у моих ног, но все равно продолжает каждым отражением улыбаться. Я мочусь на него. Но от этого он приходит еще в больший восторг, открывает сотни ртов и пытается поймать мою звонкую струну.

– Я тебя ненавижу, – кричу я.

– Я тебе ненавижу, – кричит он.

– В кого ты меня превратил? – спрашиваю я.

– В кого ты меня превратил? – спрашивает он.

– Верни меня в человека, – прошу я.

– Верни меня в человека, – просит он.

– Я тебя не слышу, – опять срываюсь в крик.

– Я тебя не слышу, – кричит он.

Мы плачем и наши слезы, капая вверх и вниз, встречаются лужицами на границе отражений.

– Прости, что я убил тебя, – говорю я.

– Прости, что я убил тебя, – говорит он.

– Я вновь рожу тебя, – обещаю я.

– Я вновь рожу тебя, – обещает он.

Дезинфицирующий раствор в ведре, который убивает все известные современной науке бактерии, распахнутые окна, черный полиэтиленовые мешки для мусора. Я вытираю отпечатки бессознательного подозреваемого. Принимаю душ, и с меня долго стекает смрадная вода. Когда отмылся, скручиваю перерезанные телефонные провода и перематываю изоляционной лентой – раздается звонок. Я беру трубку.

– Что только и ждал, пока я от тебя съеду. Я тебе всю неделю звонила. Мне все равно где ты шлялся. Я хочу забрать свои вещи.

– Я люблю тебя.

– Раньше думать надо было, – говоришь ты и бросаешь трубку.

Я продолжаю наводить порядок в квартире и в себе, и поздно ночью засыпаю.

Мы познакомились с ней на пляже. Я решил сплавать к останкам старого разрушенного моста, которые маленькими железобетонными островками разлагались через всю реку, чтобы отдохнуть в одиночестве и позагорать. Там, она меня и разбудила.

– Что заснул? – спросила она меня, стряхивая с волос прохладный дождь.

Я прищурился от солнца, а тело вздрогнуло от неожиданных капель, и улыбнулся ей. Она была приблизительного моего возраста, тонкая и загорелая.

– Не возражаешь, – сказала она, и улеглась возле меня, оголив белую грудь с небольшими сосками. – На пляже слишком много кобелиных глаз.