План вторжения

Он горячо пообещал все освоить досконально. И хотя я пытался внушить ему, что другая прибывшая с нами аппаратура едва ли может представлять для него интерес, он продолжал рыться в принесенном оборудовании, осматривая и ощупывая каждую коробку. Честно говоря, я и сам имел весьма слабое представление о том, что лежало в коробках, да это и не очень интересовало меня.

А тут не все имеет отношение к клеточной хирургии, — сказал он.

Зато многое имеет косвенное отношение к ней, — сказал я с ученым видом, хотя как увязать с целлологией миниатюрный, дальнего действия, электронный, ориентированный на звук прицел для ружья автоматического наведения, я и сам затрудняюсь сказать.

Наконец Ске завершил работу и, мрачно ворча, вернулся на свое место в машине.

Молодой доктор Бителсфендер внезапно прекратил инспектировать ящики:

— Да тут кровь на коробках!

О боги! Что было бы, если бы сотрудников Аппарата не готовили к встрече с самыми неожиданными ситуациями!

— Ужас какой! — сказал я.

И как сумасшедший побежал к машине. Ске как раз усаживался там, весь залитый потом и обиженный на весь мир.

— Покажика мне руки! — потребовал я.

Ске явно был не прочь продемонстрировать их мне. И в самом деле ящики кое-где содрали кожу, местами виднелись ссадины и мозоли. Но этого было явно недостаточно, чтобы вымазать кровью коробки.

Я крепко схватил его за руку.

— Да! — сказал я. — Это от стальных полос, скрепляющих ящики! — И, вытряхнув из рукава нож, без раздумий всадил, ему в ладонь.

Ске завизжал.

Не давая ему опомниться, я схватил вторую его руку и проделал ту же операцию.

Он опять завизжал.

Я сунул нож в рукав.

Молодой доктор Бителсфендер бежал по газону прямо к нам.

— Бедный парень, — сказал я. — Мне пришлось вытаскивать у него из ладоней стальные занозы. Он не привык у меня к тяжелой физической работе.

Кровь текла довольно сильно.

— Я мог бы проделать это не так болезненно, — сказал молодой доктор Бителсфендер.

— Иногда необходимы бывают и суровые меры, — сказал я.

Ске глядел на меня горящими от гнева глазами. Но боль, повиди мому, все-таки пересилила, и он, пытаясь сдержать кровотечение, сильно прижал ладони одну к другой.

Молодой доктор Бителсфендер с заметным уважением поглядел на меня и повел пошатывающегося Ске через газон к зданию больнички.

— Они там немного задержатся, — послышался голос изпод моего локтя. — А пока я хотела бы переговорить с вами. Не могли бы вы проводить меня в дом? Тут никого больше нет. — Это была вдова Тейл.

Мне бы следовало держаться настороже. Она ввела меня в роскошную утреннюю гостиную. Мебель здесь была выдержана в белых и золотых тонах. Косые солнечные лучи падали на блестящий белый ковер. Когда я сообразил, что снова попал в ловушку и попятился, пытаясь отступить, оказалось, что нога её, обутая в домашние шлепанцы, успела намертво припечатать мой сапог к полу. Мы грохнулись на ковер так, что купидон зашатался на постаменте.

— Я просто не могу придумать, — говорила тем временем Пратия, — как достойным образом отблагодарить вас за то, что вы прислали его ко мне.

Моя фуражка вылетела в распахнутое настежь окно.

— Вчера мы с ним провели просто изумительный день, — ворковала тем временем вдова.

Боковым зрением я успел заметить слугу, который подметал холл, цинично ухмыляясь.

— А потом у нас с Прахдом была еще и изумительная ночь, — продолжала вдова. — Просто изумительная.

Рука моя судорожно, но безрезультатно пыталась ухватить край ковра. Голос вдовы не умолкал ни на секунду.

— А фактически у нас была изумительная… изумительная… Купидон не на шутку раскачивался на пьедестале. Пратия сдавленным голосом повторяла в полузабытьи: «…изумительная… изумительная… изумительная…» Портьеры сорвались с карниза, когда она мучительно и страстно протянула: «Оооо!» Улыбающийся купидон вновь обрел устойчивость и прочно закрепился на своем пьедестале.

— Нет, он и в самом деле очень мил. — Теперь Пратия говорила обычным голосом. — Вам следовало бы поглядеть, какими способностями он обладает.

Мой мундир валялся на полу, но на таком расстоянии, что добраться до него не было никакой возможности. Я пытался подтянуть его к себе.

— Он так изголодался. — Это было сказано уже более напряженным тоном.

Моей руке пришлось прекратить ловлю мундира. Купидон резко шатнулся на постаменте и закачался в прежнем ритме.

— Так изголодался, — повторяла Пратия, — так изголодался, так изголодался… Ох! Ох! Ох!!!.

Я чуть было не сломал пальцы, пытаясь подтащить к себе ковер с лежавшим на нем мундиром.

— Вот! — дрожащим голосом выкрикнула Пратия. Купидон с грохотом обрушился на пол. Метла слуги подняла целое облако пыли. Рука моя наконец дотянулась до мундира.

— Мне просто очень хотелось рассказать вам, как велик, как грандиозен он в постели, — проговорила вдова умиротворенно.

Я поспешно натягивал сапог.

— Премного благодарен вам за такой живой рассказ, — сказал я.

Нет ничего более неприятного и обескураживающего, как необходимость выслушивать излияния женщины о том, как великолепен другой мужчина. Это утомляет.