Планемо

— Сильная. Слабая. Пульсирующая. Точечная.

— Еще?

— Мигрирующая. Опоясывающая. Тянущая. Мерцающая.

— Признаки повышения давления?

— Аритмия, гиперемия оболочек, слабость, головокружение, тошнота.

— Какие виды галлюцинаций знаете?

— Слуховые, зрительные, обонятельные, тактильные, вкусовые.

— Как отличите галлюцинацию от иллюзии?

Реджи замолчал, лихорадочно вспоминая лекции очкарика, но как-то про иллюзии там не было ничего. Шепард ждал, рассматривая его бицепсы, и Реджи показалось, что в этом взгляде есть нечто вроде одобрения.

— А разве это не одно и то же? — осмелев, спросил он.

— Нет, не одно. У иллюзии есть первичный объект, на который накладывается воображаемый образ, галлюцинации возникают вне объекта на пустом месте.

— О, — тупо сказал Реджи. — Ясно.

— Или высокий интеллект, или здоровая генетика, — непонятно прокомментировал док.

Шепард засмеялся и вышел, ничего не сказав. Реджи велели одеваться и готовиться к спуску.

С высоты сорока километров Шелезия выглядела одноцветной и желтоватой, как ослиная моча, но скучно было только первые десять секунд. Лететь со скоростью шаттла в железной бочке еще куда ни шло, зато крутиться как пропеллер вместе с аппаратом оказалось совсем тошнотно То есть никто его не спрашивал, отсутствие воздушных потоков не позволяло маневрировать достойно. Почувствуй себя носком в стиральной машине, йес! Была бы еще связь, но чертова планета глушила все сигналы с тридцати пяти километров с добросовестностью особиста. Хорошую страховку просто так не заплатят. И тот очкарик говорил что-то про микротрещины в обшивке, мол, даже одна его убьет. Интересно, как? Он-то всяко больше микротрещины. Знал бы, где она будет, заткнул бы ее пальцем, он читал такое про плотину, и там сработало, ну а тут-то…

Купол парашюта рванул вверх и разместил его болид в правильном положении относительно желтой земли. До того, как Реджи вылезет и начнет шевелиться на поверхности, на корабле не будут знать, жив он или нет. Надо будет помахать им рукой. Хотя нет, этого в инструкции не было. Было пятно, определенное как безопасное, следовало там сидеть и не рыпаться, прислушиваться к себе и все такое. Он же не макака, он справится.

Шелезия встретила его приземление песчаным облаком, забившим всю видимость, пришлось вылезти и почистить обзорник руками. Больше пыль, чем песок, конечно, но контракт он не нарушил, в капсуле продолжал оставаться одной ногой. После этого он сделал то, что было велено, — развернул оранжевый сигнальный маяк на крыше. Защитный костюм ему снимать запретили под страхом смерти, но это он и сам не собирался делать, что он, дурак, без трусов сидеть на чужой планете? А про респиратор ничего не говорили, поэтому, наверное, его можно снять. Атмосфера ведь пригодна для дыхания? Ну и все.

Он посмотрел на часы, которые ему приказали сразу достать из специального контейнера и завести — механика. Такой диковинки он сроду в руках не держал, покрутил осторожно колесико на боку корпуса и послушал — тикают. Отсчет премии, ха.

Реджи проверил фильтры в отверстиях капсулы, потрогал упаковки с водой, пакеты с пюре, порошки-таблетки — снабдили будто на год отправили, а не на сутки. Белый лист блокнота глядел на него вызывающе. Позже он там что-нибудь напишет, но пока нечего. Был бы хоть пад с собой, посмотрел бы одно кинцо симпатичное, но пад ему не дали. И вообще никакой электроники не дали, в капсуле все было механическим или на ручном управлении. Оно и правильно, если техника сойдет с ума, как он поймет, что это она спятила, а не он?

И всё-таки, что бы такое записать в блокнот? Голод? Нет, пока есть не хочется. Пить? Не хочется. Поспать? Отлить? Тоже мимо. Хоть бы где кольнуло или зачесалось…

Он пересел поближе к стеклу и уставился на каменистую поверхность, занесенную желтым песком. В поле зрения находились какие-то провалы в земле, но слишком далеко, туда нельзя. Нарушишь условия контракта — не видать оплаты. Чем бы все-таки время убить? Мелькнула одна мыслишка, память даже подкинула подходящую картинку, но Реджи прогнал ее как недостойную высокой миссии, хотя костюм стал немного жать спереди, потом это неудобство прошло.

Он посвистел, как научился в детстве, спел весь репертуар армейских частушек, нарисовал на листе точку, а потом тире. Страницы в блокноте были пронумерованы, и он спохватился — вырвать будет нельзя. Часы подлейшим образом показали, что прошло только двадцать минут, еще десять он потратил на то, чтобы посчитать, сколько ему осталось сидеть в бочке. Получалось, тысяча триста восемьдесят минут абсолютно пустого времени. Музыки нет, кино нет, с друзьями не початишься, за окном тоска, и выйти нельзя.

Он достал из ящика упаковку пюре и надорвал край — все-таки развлечение. Жижа оказалась питательной, но не вкусной, после второй пачки третья пошла уже с трудом. Вода тоже не виски, много не выпьешь. Да и облегчаться он надеялся как можно реже, поэтому сделал глоток и сунул упаковку обратно.