Чукотское слово не помогло. Новичок по-прежнему лопотал на своем языке, вкрапляя в него только два русских слова – «анаша» и «кумар».
– Ломает его, – со знанием дела решили бомжи. – Травки просит.
Убедившись, что ему не найти общего языка с этими людьми, Анаши Кумару пришел к выводу, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, и, хромая на обе ноги, отправился на поиски какого-либо оружия. А поскольку в спецприемнике, как и везде в России, царил образцовый бардак, оружие отыскалось быстро.
Это был большой кухонный нож, тупой, как сибирский валенок. Отечественным бомжам даже в голову не приходило думать о нем, как об оружии, и тем более использовать его в этом качестве.
Но Анаши Кумару был вовсе не отечественный бомж, а даже совсем наоборот – японский самурай и воин Якудзы, которого учили использовать в качестве оружия любой предмет, попавшийся под руку.
Правда, Анаши был не самым лучшим учеником и не умел перерезать врагу горло листом бумаги или пронзать его насквозь отточенной монетой. Однако теперь в его руках был нож, размерами лишь немного уступающий самурайскому мечу.
Повар пропажу своего инструмента не обнаружил по уважительной причине: он переживал седьмой день запоя, и по всем признакам выходило, что это состояние продлится еще недели две.
Удивительно было другое: почему никто не обратил внимания на то, как бомж неизвестной национальности бродит по всему спецприемнику со здоровенным ножом в поисках, чем бы его наточить. Он даже задавал другим бомжам и обслуживающему персоналу вежливые вопросы типа: «Не знаете ли вы, уважаемый, где находится точильный круг?» – но поскольку спрашивал он по-японски, никто ему не ответил.
Тогда якудза решил действовать тупым ножом, компенсируя недостаток остроты избытком решимости. Со зверским выражением на лице он доковылял до выхода и прорычал охранявшему его сотруднику органов:
– Открой дверь и выпусти меня!
Скомандовал он опять же по-японски, потому что никакого другого языка не знал, и сотрудник его не понял. Тогда Анаши Кумару присовокупил к словам красноречивый жест, взмахнув тупым ножом перед глазами стража ворот.
Жест подействовал. Сотрудник органов мгновенно вспомнил, что ему остался всего год до пенсии, и обратился в паническое бегство. Но запертую дверь, однако, не открыл, и самураю пришлось возиться с ней самому.
Анаши Кумару попытался высадить дверь головой, поскольку ноги уже не действовали.
Оказалось, однако, что входная дверь – это самая крепкая деталь во всем здании, и лучше бы ему было биться головой об стену. Стены дома, построенного в восемнадцатом веке и пережившего последний капитальный ремонт незадолго до революции, скорее поддались бы напору.
Тем временем выяснилось, что сотрудник, которому остался год до пенсии, не просто отступил, а совершил хитрый тактический маневр. Подобно Кутузову под Москвой, он временно сдал позиции, чтобы восстановить силы и собрать подкрепления.
Подкрепления сбежались со всего спецприемника, прямо над головой самурая страшно зазвенел сверлящий мозг сигнал тревоги, а через минуту за дверью, которая и дрогнуть не дрогнула под его ударами, послышался звук сирены. Милицейский участок был рядом.
Анаши Кумару понял, что окружен, и, находясь на взводе, даже не вспомнил о невропатологе, не говоря уже о хирурге или стоматологе, в услугах которого он особенно нуждался, поскольку во время транспортировки ему вышибли один зуб, а теперь, в ходе ожесточенной схватки у дверей, выбили еще два.
Сам не свой от боли, Анаши разорвал на себе казенную рубаху и ткнул ножом себе в живот.
Натренированный живот спружинил, и тупое лезвие отскочило, не причинив самураю никакого вреда.
Положительно, ему не везло с харакири. Наверное, у него была другая карма.
Вторую попытку ему сделать не дали. Через секунду шесть человек уже сидели верхом на Анаши Кумару, а еще двое пытались вязать его простынями и полотенцами.
Продолжая оказывать сопротивление даже в этой позиции, Анаши Кумару укусил двух человек. Укушенные в долгу не остались, и с этой минуты воину Якудзы нужен был уже не стоматолог, а зубопротезист.
А примерно через два часа, после неспешного оформления всех документов, бережно спеленатый Анаши Кумару, накачанный успокоительным по самые уши, отправился на «скорой» в областную психиатрическую больницу.
В сопроводительных документах было написано, что в клинику препровождается лицо без определенного места жительства с подозрением на потерю памяти и навязчивую идею суицида. В графе «национальность» значилось «калмык», а в графу «имя», чтобы не было никаких претензий и лишних разбирательств, вписали первое, что пришло в голову.
Врач спецприемника, большой любитель американских детективов, припомнил, что в Штатах человека, имя которого неизвестно, называют «Джон Доу». Недолго думая, доктор перевел это наименование на русско-калмыцкий язык, и в психушку Анаши Кумару поступил с бумагами на имя Ивана Доева.
А уже на следующий день психиатр, которому достался новонареченный Иван Доев, делился с коллегами своим открытием.