Планета бессмертных

– Я тоже останусь, – поспешно пропищала Ладжоли, с нехарактерной для нее настойчивостью.

Наверно, боялась, что я могу причинить Нимбусу вред, если останусь наедине с ним, – что лишний раз доказывает, как легко навлечь на себя подозрения, стоит высказаться со всей откровенностью.

– А ты? – спросила Фестина Уклода. – Останешься здесь или пойдешь со мной?

Маленький человек мельком взглянул на Ладжоли и ответил:

– Пойду с вами. Дядя ОТосподи надрал бы мне уши, если бы я позволил вам одной шататься по кораблю.

Он взял Ладжоли за руку, быстро пожал ее и ушел вместе с Фестиной, предоставив нас самим себе.

ЧАСТЬ XVII КАК МЕНЯ ПОГЛОТИЛА ТЬМА

ОДНИ В ТЕМНОТЕ

Если вы читаете внимательно – я надеюсь, что так оно и есть, – и если кто-нибудь из «продвинутых людей» встретит вас на улице и спросит: «Вы прочли книгу Весла?», то сможете ответить: «Да, в особенности ту часть, где она описывает, как осталась наедине с Ладжоли и Нимбусом». Так вот, если вы читаете внимательно, то обратили внимание, что светящихся палочек у нас было всего две. Одна у капитана, другая у моей подруги Фестины; следовательно, когда капитан исчез в одном направлении, а Фестина – в другом, мы с Ладжоли остались в полной темноте.

И еды у нас тоже не было, а ведь за последние четыре года я все еще не съела ни кусочка; к тому же в темноте голод у меня всегда усиливается, особенно в полной темноте, когда не видно даже света звезд. Если в самое ближайшее время я не получу пищи или света, то могу впасть в состояние ступора… примерно как мои родичи, когда теряют интерес к жизни. Однажды со мной уже случилось такое – когда я утонула в реке и оставалась в состоянии оцепенения под темной водой, пока течение не вынесло меня на берег… Не слишком приятное ощущение, и я совсем не жаждала испытать его снова.

Поэтому, стремясь сохранить энергию, я легла на пол и постаралась расслабиться. Ладжоли, видимо, услышала, что я задвигалась, и спросила:

– Что ты делаешь?

– Сберегаю силы.

– Для чего?

– Чтобы не впасть в вынужденную спячку. Я так полагаю, у тебя нет при себе никакой еды? Я бы съела даже непрозрачную.

– Извини, ничего нет, – вздохнула Ладжоли. – Когда капитан или адмирал вернутся, мы у них чего-нибудь попросим. Корабельные синтезаторы не работают, но, как я понимаю, тут есть гидропоника; это место, где растут съедобные продукты.

– Я знаю, что такое гидропоника, – солгала я. – Нас учили этому в школе.

– Ты ходила в школу? Я всегда считала, что у вас на планете… ну…

– Живут невежественные дикари, которые не знают абсолютно ничего?

– Извини.

Надо же! Всего за минуту она уже второй раз сказала «извини»… и как жалко это прозвучало! Я не могла видеть ее в темноте, но, судя по голосу, легко было представить себе, что она сидит в позе самоуничижения, свесив голову. Конечно, на самом деле великанша могла делать в мою сторону оскорбительные жесты, и в темноте я ничего не увидела бы, но почему-то мне так не казалось.

Я не из тех, кто ходит вокруг да около, когда какие-то мотивы поведения удивляют меня.

– Послушай, Ладжоли, что с тобой не так? Какой-то психологический надлом, или ты просто ведешь себя так смиренно, чтобы другие утратили бдительность? Мне кажется это ужасно странным: такая сильная женщина постоянно как бы пасует перед всеми или притворяется слабой, когда ни о какой слабости и речи не идет. Может, что-то сломило твой дух? Или это просто обман, попытка выглядеть утонченной из каких-то идиотских соображений, свойственных вашей культуре?

И тут, в полной темноте, Ладжоли заплакала.

СЛЕЗЫ ЛАДЖОЛИ

Мне даже в голову не приходило, что мои слова могут заставить ее расплакаться. Я, конечно, умная, добрая и имею самые лучшие намерения, и все же нужно признать – я не специалист в том, как правильно строить отношения с людьми. Теперь вы уже понимаете, что опыт социального общения у меня ничтожный; на протяжении всего детства мне не с кем было поговорить, кроме сестры, а она никогда не разражалась слезами. По крайней мере, до появления разведчиков.

Вот почему в некоторых случаях, возможно, мои слова производят плохой эффект. Я никого не хочу расстраивать; но иногда это происходит, и тогда я тоже расстраиваюсь. Тяжело сознавать, что ты ненароком задела чьи-то чувства. Я никогда не делаю этого намеренно. Очень печально, но некоторые чужаки неожиданно оказываются ужасно уязвимыми.

В мои намерения никогда не входит быть бессердечной.

Вопреки своему стремлению сохранять энергию, я тут же поднялась и пошла на звук плача Ладжоли, слепо зашарила руками во мраке и, наконец, обняла ее. Великанша сидела на койке, которую в этой каюте некому было использовать; я опустилась рядом, а Ладжоли продолжала рыдать, уткнувшись мне в куртку.

Когда ее слезы начали стихать, я пробормотала:

– Из-за чего ты плачешь, глупая? Расскажи, и, может, я придумаю, как облегчить твое горе.

– Это просто… Это просто… – Она снова захлюпала носом.