Ни в наружности, ни в разговоре моего нового знакомого не было ничего такого, что могло бы остановить на нем внимание. Это был человек роста ниже среднего, с несколько деформированным – туловище непропорционально длинное, а ноги короткие, – но крепким сложением, с темным, покрытым оспинами лицом, с низким лбом, над которым свисали густые нечесаные волосы, с закрывающими рот неопрятными усами. Маленькие темно-карие, почти черные, глаза угрюмо смотрели из-под густых бровей на окружающий мир и были совершенно лишены того добродушно-юмористического выражения, которое так подчеркивается на теперешних подхалимных портретах диктатора. По-русски Осип говорил с сильнейшим кавказским акцентом, часто останавливаясь, чтобы подобрать нужные слова. Речь его была лишена всякого блеска и остроумия, элементарно-трафаретна, односложна. В этом отношении контраст с Каменевым, умным, широко образованным, остроумным, любившим и умевшим поговорить человеком, был особенно разителен. Беседа с Каменевым была интеллектуальным удовольствием, и мы проводили часы за самоваром, делясь воспоминаниями, обсуждая новости и обмениваясь мнениями по вставшим во время войны вопросам внутренней и внешней политики. Осип почти не принимал никакого участия в этих беседах, а если изредка и вставлял замечание, то Каменев его сразу обрывал короткой полупрезрительной фразой. Было очевидно, что сталинские рассуждения он не считал достойными серьезного к ним отношения. После всякого такого неудачного вмешательства в общий разговор Сталин опять погружался в мрачное молчание и сосредоточенно сосал набитую «самосядкой» (выращиваемый сибирскими крестьянами крепчайший, плохо провяленный, зеленый листовой табак типа махорки) трубку. Ольга Давыдовна, дама томная и немного капризная, морщилась, стонала, чихала, кашляла, протестовала. Сталин на время откладывал трубку, а потом снова ее закуривал, наполняя комнату ядовитым дымом.
Общее впечатление от личности Сталина, которое я вынес из моих бесед с ним, было как о человеке, стоявшем по своим интеллектуальным способностям гораздо ниже среднего уровня «партийного работника». Было совершенно очевидно, что это был человек малокультурный и малообразованный, примитивный, нахватавшийся верхушек знаний из десятикопеечных социалистических брошюр или из популярных журнальных статей. Было столь же очевидно, что он был узколобым партийным фанатиком без всякой способности к самостоятельному мышлению. От встреч со Сталиным у меня не осталось впечатления, что я познакомился не то что с выдающимся, а даже с чем-либо вообще примечательным человеком. Если бы он не достиг своего теперешнего положения, разговоры о нем, вероятно, совершенно изгладились бы из моей памяти. Мое вынесенное из встреч со Сталиным мнение о нем разделяют все, кто сталкивался с ним в дореволюционные времена. Хорошо известно, что даже в узких кругах большевицкой партии до 1917 года Сталин не пользовался ни известностью, ни влиянием. Человек малоинтеллигентный, плохо знавший по-русски, неспособный к теоретическому мышлению, он не годился на роли партийного публициста, а ораторского таланта у него нет и на грош. Не было у него и личного обаяния, которое иногда привлекает людей, сталкивающихся с таким обладающим шармом человеком. Его внешность была отталкивающая, его манеры грубы, его отношение к другим людям нахально и цинично. Со своей точки зрения коммунисты правы, когда они называют Сталина «гением». Все они вместе взятые были слишком маленькие люди для той колоссальной мерзости и подлости, которую завел в России Сталин и которую он намеревается распространить сейчас на весь мир. Только такому скрытному, коварному, мстительному, расчетливо-жестокому, лишенному всяких моральных устоев, совести и чести, тупому и упрямому человеку, как он, была по плечу эта гигантская задача».
Если допустить, что заговоры были против Сталина. Наверное, были. Люди имеют право на сопротивление угнетению. Значит диктатура так настроила против себя народ, создала ужасные условия жизни, что народ не хотел этой власти. Значит появилась необходимость выбора, значит обстановка в стране была предреволюционной, когда низы не хотели жить при этой власти, террористической власти одного человека в стране. Значит было признано, что этот человек и большевистская система опасны для нашей страны, ему здесь не место. Вопрос стоял между предателем Родины и самой Родиной. Жаль, что не получилось со сменой власти до войны.