Мэйс Винду заерзал: он был категорически против, но Трасия одарила его лучезарной улыбкой, и он успокоился. Трасия входила в число тех немногих, кто мог его переспорить, и он знал это.
Анакин обвел зал взглядом. Он понял, что каким бы ни было настроение магистров в начале собрания, сейчас оставалось мало шансов, что его выгонят из Ордена. Трасия добилась своего, слегка уязвив всех мастеров-джедаев.
— Дайте мне какое-нибудь задание, — сказал Анакин дрожащим от волнения голосом. — Мне нужно заняться хоть чем-нибудь настоящим.
— Как можем мы доверять тебе? — спросил Мэйс, подавшись вперед и сверля мальчика немигающим взглядом. Анакин не отводил глаза. Сила его духа, его личности была почти пугающе очевидна.
— И в самом деле, падаван, как мы можем доверять тебе после всех твоих проступков? — спросила Трасия ровным голосом. — Одно дело — быть собой, и совсем другое — вытягивать других из беды.
Анакин несколько долгих секунд не спускал с нее взгляда, рассматривая ее лицо так, словно это была карта, по которой он мог найти путь домой.
— Я никогда не делаю одну и ту же ошибку дважды, — сказал он наконец, медленно моргая. Затем посмотрел на остальных членов Совета. — Я не глупый.
— Согласна, — сказала Трасия. — Мэйс, займи эту парочку чем-нибудь полезным, вместо того чтобы варить их в котле Ордена.
— Я как раз собирался подойти к этому, — сказал Мэйс.
— И целый день мучил бедного мальчика! — воскликнула Трасия.
— Анакина запугать нелегко, тем более нам, — криво улыбнувшись, заметил Мэйс. — Трасия, но ведь тебя не это привело к нам.
— Как наблюдательно! — сказала она. — Угроза, нависшая над нами, с каждым днем все возрастает, и наши враги, кто бы они ни были, из Сената они или нет, могут снова попытаться напасть на наших учеников, которые еще не способны за себя постоять, — Трасия шумно уселась в пустое кресло рядом с Мэйсом. — Вы послали мою бывшую ученицу, Вергер, в некую миссию, и вот уже год мы ничего не слышали о ней. Вергер уверена в своих силах, как и любой джедай. Возможно, ее миссия затянулась, или она нашла себе другое занятие. В любом случае, я прошу вас послать Оби-Вана туда же.
— Со мной? — спросил Анакин, сгорая от нетерпения. Он помнил Вергер, сильную, инициативную, хотя и крохотную птицеподобную женщину, которая всегда относилась к нему подчеркнуто уважительно, как ко взрослому. Ему особенно нравились ее яркие перья и короткий пушок, обрамляющий ее лицо, а также огромные лукавые глаза.
— Это будет длительная миссия? — поинтересовался Оби-Ван.
— Придется лететь на другой край Галактики, куда не распространяется власть Республики, — задумчиво сказал Мэйс. — Если мы так решим.
— Есть шанс найти приключения, улететь далеко от интриг и затхлости метрополии, — подхватила Трасия. — Оби-Ван, неужели это не вдохновляет тебя?
Оби-Ван шагнул вперед: — Если Орден в опасности, я лучше останусь здесь и буду защищать его.
— Я вижу путь, по которому мы все топаем, — сказал Мэйс. — Трасия обеспокоена за судьбу своей ученицы, пусть та уже и стала рыцарем-джедаем. В этой миссии есть тайна, длительное путешествие, экзотическая планета — все это не может не привлечь внимание молодого палавана.
— Мы не должны поощрять авантюризм ради авантюризма, — запротестовал ОбиВан.
Анакин в ужасе посмотрел на него.
Угрюмое лицо Мэйса, казалось, разделяло обеспокоенность Оби-Вана, но не в полной мере. Винду поднял руку.
— Пока дела на Корусканте не так уж плохи. До кризиса, может быть, еще несколько десятилетий. И пока вас не будет, Оби-Ван, мы уж как-нибудь сможем за себя постоять. — На губах Мэйса наметилась легкая улыбка. — А падаван должен следовать за своим учителем. Анакин, ты согласен?
— Конечно! — Анакин невольно поежился, ощутив на себе взгляды стольких магистров сразу. — Собрание закончено?
— Уже скоро, — успокоил его Мэйс, и глаза его снова поблекли. — А теперь вот что: объясни мне еще раз, как ты попал на эти соревнования. С самого начала.
4
Анакин лежал на кровати в своей маленькой комнатке и вертел в руках микромозг дроида. Его лицо было залито сиянием световой панели, и брови отбрасывали глубокие тени на глаза. Он провел рукой по коротким волосам и заглянул в разъем платы.
Ему не понравилось, что он победил. Как это казалось неправильно: он зашел далеко за границы дозволенного, а ему разрешили остаться падаваном. Ему не нравилась тревога, сопровождавшая эту победу, словно она была одержана над самим собой. Уверенность в себе была для него самым дорогим богатством и стояла превыше всех слабостей.
Они оставили меня здесь, потому что я обладаю потенциалом, равного которому они никогда не видели. Они продолжают обучать меня, потому что им интересно посмотреть, что из меня получится и на что я буду способен. Я оказался в положении богача, который не знает, где настоящие друзья, а где те, кому просто нужны его деньги.
Эта мысль была особенно горькой и досадной, — и наверняка несправедливой и неверной.