И чем ближе мы подходили к кораблю, тем неприятнее он мне казался. Углы заострялись, становились видны разломы в корпусе и трещины, из распоротого брюха натекла болотного цвета жижа, да так и застыла. «Ворон» был похож на старинный парусный корабль, выброшенный на берег, сгнивший и страшный. Или на кита, который сам выбросился, по своей глупости. Поломанный, искореженный, он еще напоминал скомканную проволоку.
А больше всего «Ворон» не нравился Колючке. Чем ближе к кораблю, тем придавленнее смотрелся наш дикобраз. Иголки прилипли к туловищу, глаза опять спрятались куда-то внутрь лба, а уши чуть ли не в рулончики свернулись. Колючка трясся, а потом и вовсе остановился.
– Ты чего? – спросила Груша. – Чего ты боишься, маленький?
– Он чует, что не все тут чисто, – объяснил я.
– Не бойся, я же с тобой буду… – не услышала меня Груша.
Но сколько ни ругалась Груша, сколько ни подталкивала вперед недоенота, идти дальше Колючка не хотел. И даже Барков не смог сдвинуть его с места, хотя применял самые что ни на есть чувствительные методы. В частности, он брал Колючку за ноздри и тащил, хватал за уши и тащил, за хвост тоже тащил, и даже, несмотря на протесты Груши, пинал иногда Колючку под круглый зад.
Колючка был непоколебим. Он растопырил все свои колючки, расставил все лапы и упирался, упирался, упирался. В конце концов Баркову надоело с ним бороться, и он плюнул. В прямом и переносном смысле слова.
– Сиди здесь, – приказал он.
Колючка свернулся в клубок, ощетинился шипами и принялся сидеть. А мы приблизились к кораблю.
– И где тут шлюз? – осведомилась Груша. – Или у мистических кораблей не бывает шлюзов?
– Ты же пилот, – снова напомнил я. – Ты должна знать.
– Этому кораблю двести лет, – ответила Груша. – Я не знаю, где у него люк.
– Можно пролезть в щель, – сказал Барков. – Тут много щелей, некоторые достаточно крупные.
– Я что, таракан, чтобы лезть в щель? – возмутилась Груша. – Сами лезьте в щель…
– Понимаешь, – по возможности убедительно заговорил я, – вход через шлюз может быть очень опасен…
– Я не насекомое! – топнула ногой Груша.
Барков пожал плечами и направился к самой крупной щели. Я за ним. Груша немножко побурчала и побрела за нами.
Однако, когда мы приблизились непосредственно к щели, то обнаружили, что она – не совсем щель.
– Ого! – покачал головой я. – Вот это да…
Дыры в борту корабля были прорезаны. Или пробиты, проплавлены мощными энергетическими импульсами. Я потрогал пальцем. Край отверстия был гладким, почти полированным.
– Чем, интересно, можно так продырявить корабль? – Груша тоже потрогала отверстие.
– Его расстреляли, – вдруг объявил Барков. – То есть пробовали расстрелять. Из плазменных пушек или еще из чего…
– Какие еще плазменные пушки? – вскинулась Груша.
– Из них метеориты расстреливают, – ответил Барков.
Странный он. Какие метеориты, на самом деле? Никто уже давным-давно никакие метеориты не расстреливает…
– Корабль расстреляли, – повторил Барков. – Его подогнали сюда, поставили на грунт, а потом расстреляли. Щедро стреляли, видно, что не для дела, а со зла. Пытаясь сделать больно.
– Какой-то вандализм, – пожала мощными плечами Груша. – Не думала, что в наше время кто-то может…
– Лезем вон в ту дыру, – указал Барков. – Я первый…
Колючка произвел издалека жалобный звук. И хихикнул.
Барков подпрыгнул, уцепился за край пропалины, подтянулся и исчез внутри.
Мне в зловещий корабль лезть не хотелось. Я уже один раз тут слазил в одно место…
– Что стоишь? – осведомилась Груша. – Штанишки обмарал?
– Хочешь постирать? – спросил в ответ я.
Груша сунула мне под нос кулак. Милая девушка, такой бы в детском садике работать.
Она подпрыгнула, повисла, оборвалась. И пришлось мне ее подсаживать. Ну, это если культурно выражаться. А если по-прямому, как выражались ребята на «Блэйке», ну, те, которые перебили своих родителей и потом устроили там мрак, то дело было так. Я встал на карачки, Груша взгромоздилась мне на спину и оттуда проникла в корабль. Мне она даже руки не подала, а спина моя чуть не треснула, между прочим, когда я ей помогал.
Мы оказались в небольшом помещении неизвестного назначения. Возможно, тут была каюта. Хотя сказать наверняка нельзя, внутреннее устройство «Ворона» весьма отличалось от привычного дизайна новых кораблей. Все тут было какое-то округлое и дырчатое, готическое, но в целом красивое. По палубе была разлита широкая коричневая лужа, и я в нее, разумеется, влип. Дернулся – ничего не получилось. Дернулся посильнее и выбрался с трудом, только с помощью Баркова. Жидкость была чрезвычайно вязкая и какая-то… полуживая, что ли.
Вообще вид помещения меня резанул как-то неприятно – стены здесь были странноватые. Как будто каюта грустно улыбнулась и замерла в самом пике своей улыбки. Возможно, это оттого, что корабль расстреливали. Температурные перепады, то да се… Но помещение точно нехорошо улыбалось.
– Дай нож, – попросил я Баркова. Тот понимающе сунул мне кинжал. Я резко попытался воткнуть лезвие в стену, но стена оказалась без подвоха – твердой. Видимо, на самом деле была оплавлена.