Моя надежда разбилась. Мужчина сзади перенес свою широкую ладонь на мой рот, закрыв больше половины лица и нос. Он так мощно вцепился в мои щеки, что я не могла пошевелить челюстью, чтобы укусить его. Мне стало не хватать воздуха. Банда контрабандистов обступила меня, Шарк вышел вперед со словами «Я первый!» и, мерзко улыбаясь, протянул ко мне руки. Я была скована и все, что могла делать, это только мычать, пока Шарк расстегивал на мне комбинезон. От страха, что ОН не успеет прийти на помощь и спасти от этого унижения из глаз брызнули слезы. В помещение снова кто-то вошел. Нет, это не ОН!
Пять девяток потянул комбинезон вниз, оголяя плечи. Мужчине сзади пришлось на время выпустить меня, чтобы его напарник смог меня раздеть. Я изо всех сил ухватилась за одежду и получила еще одну пощечину.
Слезы залили мужскую ладонь на моем лице, когда Шарк порвал на мне футболку и принялся жадно и больно щупать грудь.
— Альбуссит обманул, здесь есть на что посмотреть!
Команда загоготала. Мужчина сзади склонился над моим плечом и принялся обслюнявливать его. Я взвыла от мерзости. Из-за новой волны слез я почти ничего не видела. Шарк покусывал губами мои плечи, грудь, а его руки пролезли в комбинезон и принялись жадно мять мои бедра. В толпе кто-то начал раздеваться. Отчаяние от неминуемого разрывало мне душу. Пять девяток грубо схватил меня за волосы и, сильно оттягивая голову назад, впился в мои губы своим слюнявым ртом. Если он не прекратит тянуть назад, он сломает мне шею. Я не могла издать ни звука, пока Шарк впивался в мой рот все глубже. Через несколько долгих мгновений он расслабил руку, я смогла приподнять голову и что есть мочи заорать. Это была моя последняя надежда. Пять девяток закрыл мне рот своим, и я его укусила. Парень отпрыгнул от меня, скуля и грязно меня обзывая. Последнее, что я помню, когда он вновь ко мне приблизился, это, надвигающийся на меня кулак и боль у левого уха, какой я никогда прежде там не чувствовала.
Как же болит голова. Нет, мне нужно еще поспать. На душе так плохо, будто мне всю ночь снились кошмары. Еще и так жарко. Я осторожно перевернулась, чтобы случайно не задеть Бориса и не упасть с сидений. Почему сидения такие жесткие? Не открывая глаз, я принялась ощупывать… пол? Я открыла глаза и приподняла голову. В районе левого виска боль усилилась. Я уронила голову на ладони и села. Напрасно я ждала, что боль утихнет. Медленно открыв глаза, я осмотрелась. Вот почему так жарко, я в том самом отсеке, который мы отмывали с Борисом. Справа послышался шорох. Борис! Мой друг тоже был здесь, сидел, облокотившись голой спиной на цилиндрические приборы и испуганно смотрел на меня. Под носом алела свежая, размазанная, но успевшая подсохнуть дорожка крови. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, как мы здесь оказались. Нет, в последних воспоминаниях друга со мной не было. Я сидела в пилотной, и потом мне приснился кошмар. Это ведь был сон? Но почему тогда на мне футболка Бориса? Мое сердце, казалось, выпрыгнет, лицо прошиб пот.
— Борис, это же мне приснилось?
У Бориса раздулись ноздри, его рот несколько раз дернулся, но он ничего не ответил. Это означало, что друг не хочет произносить вслух то, что я не хочу слышать.
— Авиям убьет их.
Я отвернулась, от друга, пытаясь какое-то время бороться со слезами, но у меня не вышло.
— Нет, Борис, пожалуйста, не говори ЕМУ!
— Они заслуживают то, что получат. Я тоже поучаствую!
— Борис, нет!!! — взвыла я.
Дело не в том, чего заслуживают эти сволочи, а в том, что я не хочу, чтобы ОН узнал, как я была унижена. Меня обесчестили, я чувствую себя такой грязной! ОН не должен узнать об этом! ОН и без того считает меня не более, чем грязью на своем ботинке.
— Лора, послушай…
— Нет! Нет-нет-нет! — умоляла я, схватившись за голову. — Пообещай! Борис, пообещай! Это не его дело! И не твое! Это касается только меня! Ты ни с кем не имеешь права это обсуждать! Я убью себя, если ты ему расскажешь!
Борис опешил.
— Я не хочу, чтобы он знал. Борис, я не хочу! Пожалуйста! Поклянись! Он не должен знать!
Я давилась слезами и больше не могла говорить.
— Тише, тише, Лора, успокойся… все будет хорошо.
Борис подсел ко мне и обнял, целуя меня в макушку.
— Это моя жизнь и мне решать. Если ты хочешь, как лучше для меня, не говори ему! Пообещай!
Раздраженно промычав, Борис ответил согласием. Мы долго сидели обнявшись, приходя в себя и не желая возвращаться в пилотную. Я не смогу смотреть на все эти мерзкие лица команды, а они, я уверена, продолжат свои насмешки.
Мои щеки и глаза уже просохли, когда за дверью послышались голоса. Я подскочила от неожиданности, и Борис одарил меня взглядом, полным жалости. Еще больше я испугалась, когда дверь открылась, и на пороге показался ОН и Гровер.
— Ты пообещал мне! — шикнула я на Бориса.
ОН немного изменился в лице, увидев след побоя на лице Бориса и наши объятия, но не счел это достойным внимания. Свое заплаканное лицо я спрятала за волосами.
— Подъем. Мы подлетаем. Успеете перекусить после работы.