Планета грибов

За дощатым туалетом виднелась компостная яма: сорняки и палые листья, слоями, вперемешку с дерьмом. Лет через пять вонючее месиво сгнивает – превращается в подкормку, которую можно раскладывать по грядкам. Огурцы, картошка, кабачки, патиссоны… Помидоры, укроп, петрушка. Говорили: из земли – на стол. С осени закладывали в ямы: слой картошки, слой песка, снова слой картошки. Клубни, долежавшие до лета, припахивали гнильцой. Сперва доесть старое – незыблемый принцип. За это время новое успевало подгнить. Последние закатки доедали в августе. В это время начинался круговорот банок: полные – с дачи, пустые – на дачу. Огурцы, компоты, варенье… Движение – из года в год по одному и тому же кругу, как лошади в шорах.

Глядя на компостную яму, буйно поросшую сорняками, думал: «Это мне так кажется. А им – нет. Мои родители не тосковали и не печалились. Герои, не хуже самохваловских метростроевцев – мускулистых людей какой-то особой породы, готовых бросить вызов природным недрам. Чудотворцы своего участка земли…

Говорили: разбить сад и огород. Растения, посаженные их руками, не зависели ни от века, ни от общественного строя. Росли, плодоносили, цвели. И все-таки он не мог отрешиться от странного чувства: не сад, а натюрморт. Островок мертвой природы, искусственная реальность, прирученная, но так и не ожившая. Может быть, они тоже это чувствовали? Копали, пололи, прищипывали клубничные усики, гордились своими свершениями, но никогда не радовались: он не помнит улыбок на их губах.

Вниз уходили гигантские ступени, заросшие лопухами и крапивой. На языке родителей это называлось: террасы. Всё – вручную. Лопатами, в четыре руки. Носили булыжники. Укрепляли склоны, добиваясь почти геометрической точности. Теперь прямые углы смягчились и расползлись. Природа, не имеющая уважения к труду прошлых поколений, размыла искусственные очертания, словно прошлась варварской кистью.

Стоял, вглядываясь в победное буйство сорняков. Поле битвы, на котором сражались родители. Только их неусыпный труд сдерживал восстание этих масс. Теперь сорняки обрели свободу. В памяти всплыла надпись, начертанная на одной древней стеле, кажется, царя Саргона, разрушителя цивилизаций:

НА РУИНАХ,

ОСТАВШИХСЯ

ПОСЛЕ МОИХ ПОБЕД,

РАСТУТ СОРНЯКИ.

Вдоль дальнего забора разрастался малинник – колючие кусты, в родительские времена усыпанные ягодами. С годами все выродилось. Он уже не собирал. Яблони тоже одичали. Яблоки, когда-то крупные и сочные, – теперь с детский кулачок.

«Может, полить?..» – но уже отрешенно, как о мертвом ритуале, пришедшем из глубины веков. Из чужой – давным-давно стершейся – памяти.

Поздно. Время упущено. Вода, которую он откроет, достанется сорнякам… —

* * *

Похоже, она зря волновалась. Девица, дежурившая в конторе, охотно выписала дубликат. Остальные документы в порядке. Теперь – кадастровая съемка.

– Вы помните? Мне – по срочному тарифу. Я предупреждала, по телефону.

Обещала, что приедут завтра. В самом крайнем случае послезавтра: лето, много заказов.

– Я могу поговорить с непосредственными исполнителями?

Девица развела руками:

– Все на выезде. Но вы не беспокойтесь. Вам обязательно позво́нят.

– Позвоня́т или приедут? – На всякий случай положила на стол еще одну бумажку.

– Сперва позво́нят, потом приедут.

Улыбка, проплаченная дополнительно, оказалась на диво хорошей.

– Вы говорили, надо собрать подписи.

– Так это потом, когда оформим, – девица объяснила важно. – Соседи должны подписать готовый документ.

Она выходит из конторы. Оглядывается, читая вывески:

СТРОИТЕЛЬНЫЙ ДВОР

МЯГКАЯ МЕБЕЛЬ

ПОРТЬЕРЫ НА ЗАКАЗ

Делает шаг в направлении стеклянной двери: может, зайти? Поговорить с продавцами, полистать местный каталог. С мебелью все ясно заранее: флок, отечественный гобелен… Общее представление получила в отделе светильников, когда тетка в красном сарафане выбирала торшер. Самое интересное – портьерные ткани. В иных обстоятельствах непременно бы зашла. Продавцы, если их правильно разговорить, охотно отвечают на вопросы:

– А вы бы что выбрали?

– А эта, с разводами, – как на ваш вкус?

– А какие из них пользуются особым спросом?

Почти ясно она слышит голос своего заместителя: Ну что здесь может быть интересного? Это же не наш сегмент…

На самом деле так он никогда не спросит. Разве что подумает. Но она умеет читать мысли.

Напротив, через дорогу, – стекляшка, опоясанная цементным поребриком.

КАФЕ АНЖЕЛИНА

Она останавливается у кромки, пережидая поток машин. Будний день, а движение как в городе: не жизнь, а наглядная агитация. Население богатеет на глазах.

Пользуясь паузой, отвечает на вопрос заместителя:

«Во-первых, сегмент почти наш: через пару лет тетка в красном сарафане вполне может стать нашей клиенткой. Деньги – характеристика динамичная: сегодня нет, а завтра… Самое стабильное – вкус. Дальновидный поставщик не должен отрываться от народа».

Кажется, понял. Во всяком случае, кивнул.