Читаем Планета грибов полностью

Потом и сам пожалел, что завел разговор. Какое отношение его родители имеют к истории? Свою жизнь они прожили честно.

Он гасит свет на веранде, сняв рубашку, вешает на спинку стула.

Запястья крутит все сильнее: «Распарил. Не надо было так долго. Ополоснуться и выйти… – он подтягивает одеяло к подбородку, чувствуя проросшую щетину. – Завтра побриться. Утром, до того, как придет бригадир…» – Кряхтя, поворачивается на бок. Закрывает глаза. Снова наплывают грибы. Женские и мужские – в зависимости от внешнего вида… Древние культуры относились по-разному. У одних – пища богов, божья плоть. У других – еда мертвецов, хлеб дьявола… Шут его знает, а вдруг какое-нибудь четвертое измерение, куда можно попасть, наевшись грибов: говорят, в некоторых поганках есть особое вещество – сродни наркотику, расширяющему сознание… В русском языке язычников тоже называли поганые

Грибы исчезают. Теперь всплывает лицо. Женщина, с которой он, раньше говорили, близок.

В данном случае всего лишь пересечение жизненных траекторий – в самом обыденном смысле: раз в неделю, иногда реже, по предварительной договоренности, которая в любой момент может сорваться, поскольку всецело зависит от произвола ее домашнего идола. Обездвиженного, требующего жертв. Время от времени в полумертвом теле просыпаются какие-то нервные рефлексы, похожие на перебои сердца: идол впадает в панику. Дочь вынуждена остаться дома – у многолетнего материнского одра.

Когда удается вырваться, приходит, устраивается на кухне. Заваривает чай. Греет руки о чашку. Он не очень-то вслушивается, относится как к неизбежному. Что-то вроде жертвы, которую обязан принести. Однажды сказала: «Я отвлекаю. Тебе надо работать. Но пойми. Для меня наши разговоры – драгоценность. Иногда мне кажется, это и есть самое важное». – «Разговоры? – переспросил обиженно. – Ты хочешь сказать, что я как мужчина…» – «Нет-нет, – она поняла и заторопилась, – это, конечно, тоже. Но дома мне вообще не с кем…»

Конечно, он может понять. Женщины вообще разговорчивы.

Месяц назад, ни с того ни с сего, заговорила о доме престарелых. Он напрягся: неужели сдаст мать. А что потом? Что ей взбредет в голову, когда вырвется на свободу? Предложит сойтись? Навострил уши, но, кажется, она говорила о другом. Где-то прочла: в Европе дома для престарелых устроены замечательно. Старики сами туда стремятся: квалифицированный персонал, общение со сверстниками, уход… И главное, на все это им вполне хватает пенсии. «А у нас… – махнула рукой. – У нас вообще…»

Он кивнул, предполагая, что сейчас она перейдет от общего к частному: мать лежит, никаких сил ухаживать. Но она заговорила о каких-то роковых ошибках, которые нельзя исправить: даже вернувшись в исходную точку, отступив назад. Он не понял, но не стал перебивать: пусть лучше об ошибках, лишь бы не о будущей общей жизни.

«Понимаешь, шаг назад – самый прямой путь. Это… как попытаться сделать вид, что никакой ошибки не было. Я давно думаю об этом. Прямые пути – самые опасные», – вопреки словам, ее голос звучал неуверенно, будто она не знала, в какой точке совершила свою роковую ошибку: родилась от этой матери? Или в стране, где нет нормальных домов для престарелых? Или вообще родилась?

Не стал переспрашивать, но после ее ухода задумался. Осознал как-то очень ясно: ее мать – не идол, рано или поздно умрет. Придется искать слова. Не так-то легко объяснить женщине, почему его устраивает нынешнее положение. В любом случае не хочется ее ранить. Потом, в следующий раз, держался как обычно, но она что-то почувствовала. Последние дни даже не звонила. Или наконец поняла?.. Собственно, поэтому и сказал: да, на месяц, срочная работа, нет, приезжать не стоит. Она бы и так не приехала: три часа туда, три – обратно.

Он дергает одеяло: в том-то и дело, что ничего не поняла. Никогда не поймет. Для нее их редкие встречи – не близость, а отчаянная борьба: с судьбой, пославшей невыносимое испытание, с тоской бессмысленной жизни. «Вернусь, все пойдет по-прежнему. Будет приходить… Сидеть. Вести бесконечные разговоры. Вот именно. Пока не сдохну! – он гасит приступ злости. – Или все-таки решиться и объяснить?.. А что потом? Но где-то же люди знакомятся…»

В прошлом году предложили одну книгу. Он было начал, но отказался: слишком много компьютерных терминов. Герой – лет сорока пяти, почти его ровесник, знакомился в Интернете. В Интернете другие женщины. Нашел подходящее слово: острозубые. Наверняка обманут.

Под животом уже не тлеет. Лежит холодным камнем… В голову приходит еще одна грибная история: про мальчика, который искал себе жену – вбил себе в голову, что его женой станет та, которая съест гриб. Через некоторое время эта девочка действительно является. Мальчик, вообразивший себя будущим мужем, предлагает ей руку и сердце, но тут выясняется, что девочка, съевшая гриб, – его сестра. «Что там дальше?..» – Он пытается вспомнить… не успевает. Проваливается в глубокий сон.

Солнце и луна

(четверг)

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Елены Чижовой

Город, написанный по памяти
Город, написанный по памяти

Прозаик Елена Чижова – петербурженка в четвертом поколении; автор восьми романов, среди которых «Время женщин» (премия «Русский Букер»), «Орест и сын», «Терракотовая старуха», «Китаист». Петербург, «самый прекрасный, таинственный, мистический город России», так или иначе (местом действия или одним из героев) присутствует в каждой книге писателя.«Город, написанный по памяти» – роман-расследование, где Петербург становится городом памяти – личной, семейной, исторической. Елена Чижова по крупицам восстанавливает захватывающую историю своей семьи. Графская горничная, печной мастер, блестящая портниха, солдат, главный инженер, владелица мануфактуры и девчонка-полукровка, которая «травит рóманы» дворовым друзьям на чердаке, – четыре поколения, хранящие память о событиях ХХ века, выпавших на долю ленинградцев: Гражданская война, репрессии 1930-х годов, блокада, эвакуация, тяжкое послевоенное время.

Елена Семеновна Чижова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги