Планета грибов

– Будьте здоровы, – он откликнулся вежливо и обежал глазами стены. На задней, под портретами правящего тандема – они, в свою очередь, располагались под иконой Богородицы, – висели фирменные календари. Их выпускали ежегодно в представительских целях. Правую стену – еще недавно, кажется, года три назад, она пустовала – украшали старые плакаты с логотипом прежнего издательства, на фундаменте которого выросло нынешнее. После ремонта кабинет главного редактора оформили в ностальгическом ключе. – Вы должны понять и меня. Переводчик не имеет права нести отсебятину. Его задача – довести до читателя именно то, что автор имел в виду. Иначе… – он придал голосу оттенок серьезности, – может возникнуть скандал. Международный.

– Лишь бы не внутренний, – его собеседник оттопырил большой палец, но ткнул не в икону и даже не в портреты, а куда-то в угол, где висел выцветший плакат. Напрягая глаза, он разобрал цифры: 1975. – С заграницей мы как-нибудь справимся. Нехай клевещут. Нам, как говорится, не привыкать.

– Но ведь… Есть же права автора, – он покосился на телефон, будто ожидая, что автор или его агент, узнав о существе спора, каким-то чудом объявятся – позвонят.

Судя по тому, что главный редактор сморщился, мысль о защите прав иностранного автора не показалась ему конструктивной:

– Кто он нам, этот ваш автор? Может, он вообще умер.

– Но я-то?.. Дело и во мне, – он хотел объяснить, что переводчик является полномочным представителем автора в той культуре, на языке которой он делает свою работу.

Но главный редактор его не слушал:

– Этот ваш… как его… – он щелкнул пальцами, вспоминая имя. – Не Стейнбек. Не Йэн Макьюэн… И даже, господи прости, не Бэнкс. Мне казалось, уж вы-то, с вашей квалификацией, как никто понимаете. Мы выпускаем чтиво. Вто-ро-сорт-ное… – выговорил четко. – Так что поверьте мне: не надо мудрить.

Слово, произнесенное по слогам, впилось жалом в сердце:

– Я работаю добросовестно. Свою работу я подписываю собственным именем, так что если я, как переводчик, полагаю…

– Не хотите – не подписывайте, – редактор нехорошо усмехнулся. – Желающих тьма. На ваше место. Стоит только свистнуть.

Он растерялся, неловко встал и направился к двери, обостренно чувствуя за спиной шуршание туалетной бумаги. Потом шуршание оборвалось.

На другой день редактор, конечно, позвонил. Смущенно сопел в трубку, ссылался на головную боль: вы же видели, в каком я был состоянии. Когда человек просит прощения, несправедливо не простить.

– Я хотел… – все-таки он решил воспользоваться моментом. – Есть одна книга, я думал предложить издательству…

– Предло́жите, конечно, предло́жите. Но позже, когда закончите эту работу. Тогда и поговорим, – редактор попрощался и положил трубку.

Этот разговор он начинал не в первый раз. Раньше редактор внимательно выслушивал его предложения, просил подождать: «Поймите, редакция переживает трудные времена. Еще несколько убойных книг, и у нас появится возможность выбора. В смысле, у вас. Выберете сами. Обещаю: издам. Даю слово. Надеюсь, вы мне верите?»

Конечно, он верил. А что оставалось? Тем более начальство можно понять: первые четыре книги серии вышли в свет через равные промежутки: раз в квартал. Если затянуть с пятой, внимание читателей может переключиться на другие серии, с которыми работают конкуренты. Такие истории случались и раньше. В этих обстоятельствах главный редактор всегда обращался к нему, говорил: на вас вся надежда, счет идет на дни, кроме вас в такие сроки никто не уложится, и разные другие слова, которые даже профессионалу его уровня редко приходится слышать. Отказать не хватало духу. Однако разговор, в котором редактор упомянул про второсортное чтиво, что-то изменил.

Пишущая машинка блеснула клавишами.

Отвечая на ее улыбку, он погладил каретку: «Ладно, мир…»

Команда космического корабля собиралась к ужину. Эти ежевечерние трапезы он назвал летучками. Импонировала игра слов: в помещение, отведенное для этой цели, участники действительно влетали. Главное блюдо – его подавали в красивом расписном сосуде, чем-то похожем на канистру, во всяком случае, верхняя крышечка откручивалась, – было приготовлено из овощей.

Пожав плечами: овощи на космическом корабле? Интересно, как их там выращивают? – двинулся дальше. Обвив подлокотники зеленоватыми щупальцами, астронавты расселись и приступили к трапезе. Больше не отвлекаясь на посторонние мысли, он закончил вторую главу.

Под стропилами собирался душный воздух. Он поднял глаза, представляя себе невидимое солнце. Раскаленные лучи били по крыше прямой наводкой.

Встал, распахнул оконные створки. Высокие корабельные сосны стояли в двух шагах. Солнечный свет заливал вершины, оставляя в тени подлесок. Только теперь заметил: березы начали желтеть. «Конец июля… Рановато. Обычно желтеют в августе».

Сел, подперев ладонью щеку: «Второсортное… второсортное, – проклятое слово впечаталось в память. Как след в мокрый песок. – Можно ли оставаться хорошим переводчиком, если переводишь всякую ерунду?..»

Ты стал прекрасным переводчиком.