Планета Ка-Пэкс

Я отменил свое интервью с комиссией по поиску нового директора, и Виллерс был этим недоволен, так как я остался их последним кандидатом.

Передо мной лежали фотографии Роберта, начиная с его первого класса и кончая фотографией на выпускной церемонии, помещенной в Книге выпускников с сопровождавшей ее надписью: «Все великие люди умерли, и я себя плохо чувствую». Были еще фотографии команд борцов и несколько любительских фотографий возле фонтанчиков с газированной водой и в пиццерии. Было свидетельство о рождении Роберта, свидетельство о прививках, его табели с оценками (хорошими и отличными), награда за лучшие оценки в окружной олимпиаде по латыни и диплом об окончании школы. Были и фотографии его сестер, окончивших школу за несколько лет до него, и кое-какая информация о них. И одна фотография Сары, блондинки с оживленным лицом, во главе группы девочек-болельщиц на баскетбольной игре. И наконец, фотография всей семьи перед ее новым домом в сельской местности – все улыбаются. Судя по возрасту их дочери, фотография была сделана незадолго до трагедии. Я внимательно ее рассматривал, когда миссис Трекслер принесла мне кофе. Я показал ей фотографию.

– Это его жена и дочь, – сказал я. – Кто-то их убил.

И тут она, без всякого предупреждения, разразилась слезами и выбежала из комнаты. И я подумал тогда, что она, должно быть, сочувствует несчастьям пациентов намного сильнее, чем я предполагал. И только много позднее, когда она уходила на пенсию, я прочел в ее личном деле, что почти сорок лет назад ее собственную дочь изнасиловали и убили.

Я обедал во втором отделении и установил там правило: кошек на стол не пускать. Я сел напротив миссис Арчер, которая теперь ела только в столовой. По бокам от нее сидели прот и Чак. И оба оживленно ей что-то говорили. Она неуверенно переводила взгляд с одного на другого, а потом стала медленно подносить ко рту ложку с супом. И вдруг с шумным хлюпаньем, которое, наверное, было слышно в четвертом отделении, втянула его в рот. А затем схватила пригоршню сухариков и с хрустом стала крошить их в миску с супом. Когда она наконец покончила с едой, ее суровое лицо было все перемазано супом.

– Бог мой! – весело выдохнула она. – Мне так давно хотелось это сделать!

– А в следующий раз, – сказал Чак, – рыгни!

Мне показалось, что при этих словах Бесс улыбнулась, хотя, может быть, мне это только привиделось.

После обеда я вернулся к себе в кабинет и попросил миссис Трекслер, которая к тому времени уже пришла в себя, отменить на сегодня все мои визиты и встречи. Она пробормотала что-то нечленораздельное насчет врачей, но тем не менее согласилась это сделать. А я отправился на поиски прота.

Он сидел в комнате отдыха, окруженный всеми пациентами и персоналом первого и второго отделений. Пришел даже Рассел, который испытал некое откровение, узнав, что именно прот подвел Марию к решению стать монахиней. Когда я вошел в комнату, он воскликнул:

– «Учитель говорит: время Мое близко…»[36] – В уголках рта у него видна была засохшая слюна.

– Еще не время, Рас, – сказал я. – Сначала мне надо с ним поговорить. Извините нас, пожалуйста.

Послышались возгласы протеста, но я уверил всех, что прот скоро вернется.

По дороге к его палате я заметил:

– Они все готовы сделать все, что вы ни попросите. Как вы думаете, почему это?

– Потому что я говорю с ними как с равными. У вас, докторов, это, судя по всему, не очень-то получается. И слушаю внимательно, что они говорят.

– Я тоже их слушаю!

– Вы слушаете их по-другому. Вы не столько озабочены ими самими или их проблемами, сколько тем, что вы сможете извлечь из бесед с ними для ваших книг и статей. Я уж не говорю о вашем непомерно высоком окладе.

Тут он как раз ошибался, но спорить об этом сейчас было неуместно.

– То, что вы говорите, разумно, – начал я. – Но моя профессиональная манера поведения направлена на то, чтобы им помочь.

– Что ж, раз вы в это верите – значит, это правда. Так?

– Именно об этом я и хотел с вами поговорить.

Мы вошли к нему в палату, в первый раз с тех пор, как он исчез. В комнате было совершенно пусто, если не считать лежавших у него на письменном столе блокнотов.

– Я хочу показать вам кое-какие фотографии и документы, – сказал я, раскладывая их на столе, осторожно сдвинув в сторону его доклад. Несколько фотографий я, правда, решил пока попридержать.

Он принялся разглядывать свои фотографии, потом свидетельство о рождении и об окончании школы.

– Где вы это взяли?

– Жизель прислала. Она нашла их в Гельфе, в штате Монтана. Вы узнаете этого мальчика?

– Да. Это роберт.

– Нет. Это вы.

– Вам не кажется, что мы это уже не раз проходили?

– Да, но в то время у меня не было никаких доказательств, что вы и Роберт – это одно и то же лицо.

– Но мы не одно и то же лицо.

– Как же вы объясните то, что он так на вас похож?

– А почему мыльный пузырь круглый?

– Да нет же, почему он похож на вас как две капли воды?

– Это не так – он худее и светлее меня. У меня глаза чувствительны к свету, а у него – нет. У нас с ним тысяча различий, точно так же как у вас с вашим другом биллом сигелом.