«Сиамские близнецы», Тамара и Нюра, заведывали продовольствием. Впрочем, работы у них было немного. Запас закусок и напитков был очень мал и на второй же день пришел к концу. Но предусмотрительный профессор приготовил годовой запас питательных таблеток. Три таблетки в день давали вполне достаточное питание. Однако в первые дни путешественники испытывали мучительное ощущение голода. Филолог Сергеев, пробывший два года на медицинском факультете, объяснил товарищам, что это ощущение — обманчивое. Оно не означает недостаточности питания организма, а вызывается механическим сжатием пустого желудка. В условиях обычного питания желудок привык быть наполненным и, оставаясь пустым, сигнализирует путем сжатия о необходимости принятия пищи. Но прошло несколько дней, организмы путешественников приспособились к новому образу питания, и чувство голода больше не беспокоило их.
У однофамильца профессора появилась новая специальность: Тер-Степанов поручил ему астрономические наблюдения. Сергеев ознакомился с картой звездного неба и несколькими книгами по астрономии, находившимися в ракетной библиотечке. Он живо заинтересовался этой наукой — ведь она имела такое близкое отношение к судьбе его и товарищей по полету. Целые дни проводил он у телескопа, объектив которого выходил в одно из окон верхней части конуса. Каждый день он чертил карту созвездий, видимых в телескоп. Это звездное небо, наблюдаемое впервые с межпланетного корабля, было так непохоже на земное! Эти карты, даже начерченные столь неопытной рукой, если бы попали на Землю, дали бы любопытнейший и ценнейший материал астрономам. Сергеев не строил себе иллюзий на этот счет. Он знал, что кадры погибнут вместе с ним, с товарищами и с кораблем. Но процесс познавания был так сладостен, так захватывал, что совершенно отстранял мысль о смерти. Ведь Сергеев узнавал то, что недоступно земным астрономам, перед ним разворачивалась картина миров, которой не видел ни один человек ни в один из земных телескопов.
Надя Полякова и Лиза Гринберг, обе молчаливые и серьезные, подружились между собой. Их Семен приставил в помощь к Веткину и Петрову.
Федя Ямпольский, студент-химик первого курса, только что окончивший рабфак, не имел специальных обязанностей. Но и он нашел себе занятие, наблюдая за смешиванием и соединением газов в воздушной и водяной машинах, и следил с глубоким интересом за работой механизмов. Таким образом, почти все население корабля имело постоянные занятия. Однако ощущение близкой гибели ни на минуту не оставляло путешественников. Может-быть, невольной виной этого были Костров и Соня. Зажегшееся в них обоюдное чувство, которое они не умели скрыть, производило тяжелое впечатление на фоне ожидания смерти. Они ничем не были заняты, уделяя все внимание друг другу и как бы ловя последние мгновения. Они уединялись в отдаленные места каюты, и товарищи, бережно и заботливо охранявшие их уединение, видя это чувство, так властно напоминавшее о радости жизни, сильнее чувствовали неизбежность смерти. Милая русая головка Сони и грустные, полные нежности, глаза Кострова являлись для товарищей символом счастья, которого уже никогда не будет.
Тер-Степанов почти не выходил из своей кабины. В окошечко, находившееся на уровне его роста, он следил, не покажется ли вблизи какая-нибудь планета, не придется ли тормозить ракету для спуска. Наперекор логике, в нем тлела какая-то смутная надежда, хотя он сам про себя смеялся над ней.
Шел тридцать шестой день полета, и в этот день все было как обычно. Постукивала динамо, чуть слышно шипел газ в машинах, каждый в каюте был занят своим обычным делом. Только Тамара читала какую-то книжку, да Соня с Костровым молча стояли у библиотечного шкафа. Сергеев возился у телескопа. Ямпольский подошел к нему и хотел что-то сказать. Но в тот момент, когда он коснулся рукой плеча товарища, углубившегося в наблюдение, вдруг раздался сильный треск, ракету резко качнуло, и она легла на бок.
IX. Малая планета
Если бы с потолка каюты вдруг спрыгнул профессор Сергеев и крикнул путешественникам «Добро пожаловать на Луну», то и тогда их изумление было бы, вероятно, меньше. Раз толчок — значит прилетели куда-то, очутились на какой-то планете. Но на какой? Выражение растерянности, недоумения, изумления на человеческих лицах никогда еще не было столь сильным.
— Неужели мы на Луну прилетели? — первым нарушил молчание Веткин.
— Держи карман шире, — сердито ответил Тер-Степанов, выйдя из своей кабины и держась за лоб, на котором вскочила здоровенная шишка. — До Луны лёту десять часов, а мы летели почти тридцать шесть суток.[11]
— Но, во всяком случае, это не Юпитер и не Солнце, — заметила Тамара.
— Ясно, так как мы не сгорели.
Когда несколько улеглась первая суматоха, Семен рассказал товарищам, что заметил в окно своей кабины какое-то планетное тело и моментально стал тормозить ракету. Но времени для торможения оставалось уже, конечно, очень мало.
— Удивляюсь еще, как мы не расшиблись вдребезги! — закончил он.