Планета, которой нет

На последнем слове шепот превратился в крик, в раскат грома. Словно тысячи, сотни тысяч голосов заговорили одновременно. И я почувствовал тяжесть – свинцовую тяжесть, впечатывающую меня в горячую неровную поверхность.

Шлюпка лежала среди скал. Цилиндрический корпус был вспорот по всей длине, оплавленные края разреза еще светились темно-вишневым. Из разошедшегося проема свисали прозрачные жгуты световодов и разноцветные плети проводов, торчали блестящие трубы гидравлики и топливопроводов, лимонно-желтый куб изотопного энергизатора. А самым безобидным, малозначительным казался крошечный, не более грецкого ореха, черный шарик гравикомпенсатора. Вокруг него переливалось радужное сияние. Прибор работал, выпуская в пространство накопленную при спуске гравитацию.

Четыре минуты двенадцать секунд… Я принял услышанный в полубреду разговор как аксиому. Еще четыре минуты, и гравикомпенсатор разрядится «скачком», на секунду создав вокруг себя невыносимую для человека силу тяжести. В лучшем случае я умру. В худшем превращусь в лужицу красноватой протоплазмы.

Я повернул голову. Это удалось, но с трудом. Перегрузка держалась на уровне шести-семи единиц. Не то что встать, и ползти невозможно…

Место, где упала шлюпка, оказалось довольно ровным. Вокруг – скалистые гряды, крутые откосы… Если бы не разряжающийся гравикомпенсатор, посадка была бы удачной.

– Капитан!

Я не видел говорящего – повернуть голову снова было уже выше моих сил. Но я узнал голос Редрака.

– Вы живы, капитан?

– Да… – Мне показалось, что я кричал. Но наверняка это был лишь шепот.

Редрак услышал.

– Капитан, я иду…

В его голосе были смешаны самые разные чувства. И радость – наверное, мы действительно успели стать командой. И страх…

И сожаление, со слабым, но уловимым оттенком ненависти.

Редрака Шолтри гнала на помощь ко мне вовсе не дружба. Психокод, вложенные в подсознание формулы гипнотического внушения… Если он не попытается помочь мне, он умрет одновременно со мной. И Редрак пойдет на верную смерть как автомат, как робот…

– Стой!

На этот раз мне действительно удалось закричать. Я сделал еще одну попытку отползти подальше от шлюпки. И не смог.

– Редрак! Я снимаю психокод!

Тишина. Удивленный голос Редрака:

– Но, капитан…

И дрожащий, плачущий – Даньки:

– Сергей, не надо!

– Редрак, слушай! – С заметным усилием я перешел на русский: – Седьмое ноября тысяча девятьсот семнадцатого года…

И снова тишина. Теперь, после кодовой фразы, Редрак должен вспомнить все – и процедуру психического кодирования, и смертельный приказ, предохраняющий меня от возможного предательства. Теперь он свободен. Надеюсь, что Даньке он вреда не причинит… Испугается мести Ланса и Эрнадо, даже если и захочет сорвать на мальчишке затаенную ненависть ко мне…

Тяжесть накатывалась пульсирующими волнами. Свинцовое море, ртутный океан… Я тону в нем, в его металлических волнах, в его удушливой вязкости. И воздух, втекающий в мои легкие – тяжелее воды. И каждый камешек на земле, по которой меня тащат, врезается в тело, словно клинок…

Тащат?

Пальцы Редрака сжимали мои плечи, как стальные тиски. Его лицо раскачивалось надо мной – белый, покрытый капельками овал в обрамлении черного капюшона боевого костюма.

Как он может передвигаться?

Редрак качнулся, перетаскивая меня через неприметный бугорок, и я увидел желтые точки индикаторов, пульсирующих на его плече.

Активный режим комбинезона. Вживленные в синтетику псевдомышцы несли сейчас и меня, и одетого в комбинезон Редрака. Тащили через пульсирующее гравитационное поле, давали возможность устоять на ногах. Но, увы, они не защищали от перегрузки наши привыкшие к нормальной силе тяжести тела. А комбинезон Редрака уже «выдыхался», «гас». Несколько секунд, и он упадет рядом со мной под прессом уменьшившейся, но все же непосильной перегрузки…

– Мой… комбинезон… включай, – просипел я.

Пальцы Редрака охватили мою ладонь. Из-под ногтей проступила кровь, руку пронзила боль. Когда комбинезон в активном режиме, трудно рассчитывать усилие…

Редрак коснулся сенсоров на моем комбинезоне – моими же пальцами, иначе автоматика бы не послушалась. Я почувствовал, как закололо под лопатками – включилась система неотложной помощи. А еще через мгновение тело перестало быть безвольным. Малейшее движение, намек на движение, приподнимало меня наперекор пятикратным перегрузкам.

– Твоя очередь, принц, – прошептал Редрак, оседая в моих руках. И я вдруг почувствовал нелепую, беспричинную радость – и от того, что Шолтри все же пошел мне на помощь, и от небрежно-пренебрежительного обращения «принц», и от тех естественных слов, что он произнес – вместо трагических просьб бросить его и спасаться самому…

А ведь оставайся в его сознании клеймо психокода, Редрак сказал бы именно это. Ну а Эрнадо с Лансом способны на такие мелодрамы и сейчас. Их психокод – преданность императорской власти. В том числе и мне…

Мы брели словно через густую, вязкую жижу под медленно ослабевающим гнетом перегрузки. Все дальше от разбитой шлюпки, все ближе к скале, возле которой приплясывал от нетерпения Данька, прижимающий к груди Трофея.